И до того, как Сиена прибудет на место и ускорит этот процесс.
— Мне надо поговорить с вами о здании, где похоронен Дандоло.
Лэнгдон рисовал себе мысленно эту впечатляющую постройку с тех самых пор, как понял, о каком «мусейоне премудрости священной» идет речь.
— Я только что узнала кое-что очень интересное, — сказала Сински. — Мы связались по телефону с одним местным историком. Я не стала, конечно, ему объяснять, зачем нам понадобилась гробница Дандоло, но спросила, знает ли он, что находится под ней, и угадайте, что он ответил. — Она улыбнулась. — Вода.
— Правда? — удивленно переспросил Лэнгдон.
— Да. Похоже, нижние уровни здания затоплены. Горизонт грунтовых вод под ним столетие за столетием повышался, и как минимум два нижних уровня сейчас погружены в воду. Он говорит, там, безусловно, имеются всевозможные воздушные карманы и частично затопленные помещения.
Боже мой. Лэнгдону вспомнилась диковинно подсвеченная подземная пещера из фильма Зобриста, на замшелых стенах которой виднелись бледные вертикальные тени колонн.
— Это зал, залитый водой, — сказал Лэнгдон.
— Вот именно.
— Но… как Зобрист в него попал?
Глаза Сински блеснули.
— Вот это самое удивительное. Вы не представляете, что мы сейчас узнали.
В ту самую минуту всего в каком-то километре от венецианского берега на узком вытянутом острове Лидо со взлетной полосы аэропорта Ничелли взмыл в темнеющее вечернее небо элегантный сверхлегкий «Сессна сайтейшн мустанг».
Владельца самолета, видного модельера одежды Джорджо Венчи, на борту не было, но он дал пилотам указание доставить обаятельную молодую пассажирку, куда ей нужно.
Древнюю византийскую столицу окутала темнота.
Вдоль берегов Мраморного моря зажглись прожекторы, освещая блестящие купола мечетей и стройные минареты. Настал акшам (вечер), и по всему городу из громкоговорителей лились навязчивые напевные звуки азана — призыва к молитве.
Ла-иляха-илля-Ллах.
Нет бога, кроме Бога.
В то время как правоверные спешили в мечети, все остальные, не глядя на них, продолжали жить своей обычной жизнью: шумные студенты пили пиво, бизнесмены заключали сделки, торговцы громко предлагали прохожим специи и ковры, а туристы глазели на все это и дивились.
Перед ними был разделенный мир, город, где действовали противоположные силы: религиозное начало — и светское; древность — и современность; Восток — и Запад. Расположенный на границе между Европой и Азией, этот вечный город — в буквальном смысле мост между Старым Светом… и светом еще более старым.
Стамбул.
Хотя этот город уже не столица Турции, ему на протяжении веков довелось быть центром трех империй: Византийской, Латинской и Османской. Поэтому Стамбул с полным правом можно назвать одним из самых исторически разнообразных городов планеты. Дворец Топкапы, Голубая мечеть, Семибашенный замок и многие, многие другие памятники насыщены легендами о битвах, о славе, о поражениях.
Сегодня, летя сквозь густеющий в вечернем небе грозовой фронт над кипучим городским многолюдьем, готовился к посадке в аэропорту Ататюрка транспортный самолет «C-130». В его кабине Роберт Лэнгдон, пристегнутый к откидному сиденью позади пилотов, испытывал великое облегчение от возможности смотреть наружу через стекло.
После еды и очень нужного ему часового сна в хвосте самолета он чувствовал, что бодрости и сил прибавилось.
Справа Лэнгдон видел огни Стамбула: в черноту Мраморного моря вдавался светящийся полуостров, похожий на рог. Это была европейская часть, отделенная от азиатской лентой воды, извилистой и темной.
Пролив Босфор.
Сверху Босфор казался широким разрезом, раной, рассекающей Стамбул надвое. Но Лэнгдон знал, что на самом деле это жизненно важная артерия городского бизнеса. Босфор мало того что дарит городу не один берег, а целых два, но еще и связывает Средиземное море с Черным, позволяя Стамбулу служить промежуточной станцией между двумя мирами.
Чем ниже самолет спускался сквозь пелену тумана, тем пристальнее Лэнгдон вглядывался в город на отдалении, стараясь увидеть массивную постройку, где они собирались вести поиски.
Здание, где погребен Энрико Дандоло.
Оказывается, Энрико Дандоло — тот самый вероломный венецианский дож — был похоронен не в Венеции; его останки обрели покой в сердце твердыни, которую он завоевал в 1202 году… в сердце города, раскинувшегося под ними. Дандоло, что вполне уместно, похоронили в самом великолепном храме покоренного города, в здании, которое поныне остается жемчужиной всего региона.
В Айя-Софии.
Построенная к 360 году нашей эры, Айя-София была православным собором до 1204 года, когда захватившие город участники Четвертого крестового похода под водительством Энрико Дандоло превратили собор в католический храм. Позднее, в пятнадцатом веке, после завоевания Константинополя султаном Мехмедом Фатихом, его сделали мечетью, и он оставался мусульманским домом молитвы до 1935 года, когда в здании устроили музей.
В мусейоне премудрости священной, где золото сияет… — вспомнилось Лэнгдону.
Айя-София украшена золотыми пластинками в еще большем числе, чем собор Сан-Марко; но мало того — «Айя-София» в переводе с греческого означает «Священная Премудрость».
Лэнгдон воображал себе колоссальное здание и пытался осознать тот факт, что где-то под ним имеется темное озеро, в котором колышется под водой на привязи и медленно растворяется, готовясь выпустить содержимое на волю, пластиковый мешок. Лэнгдон молился о том, чтобы они не опоздали.
— Нижние уровни здания затоплены, — сказала ему ранее Сински и взволнованно пригласила жестом пройти с ней в рабочую зону, оборудованную в самолете. — Вы не представляете, что мы сейчас узнали. Слыхали про кинодокументалиста Гёкселя Гюленсоя?
Лэнгдон покачал головой.
— Когда я искала информацию об Айя-Софии, — объяснила Сински, — выяснилось, что о ней имеется фильм. Его снял Гюленсой несколько лет назад.
— Об Айя-Софии сняты десятки фильмов.
— Да, — сказала она, дойдя до рабочей зоны, — но не такие, как этот. — Она повернула к нему ноутбук. — Вот, прочтите.
Лэнгдон сел. На экран была выведена статья — компиляция из нескольких новостных источников, включая газету «Хюрриет дейли ньюс», — где речь шла о последнем фильме Гюленсоя «В глубинах Айя-Софии».
Едва начав читать, Лэнгдон сразу понял, почему Сински так взволновалась. Первые же слова заставили Лэнгдона удивленно вскинуть на нее глаза. С аквалангом?
