— Эй, в чем дело!? Мы разговариваем! — воскликнул Нат. Его голос поднялся над сдержанным гулом толпы, и в зале тотчас наступила тишина. Непроизвольно Нат шагнул в ту сторону, куда увели Альберта, но Персис уже спешила к нему, бесцеремонно расталкивая собравшихся.
— Что случилось, Нат?
— Я только что встретил знакомого. Из моей первой жизни…
Персис ахнула.
— В самом деле?!
— Мы вместе учились в Гарварде.
Нату казалось — она должна обрадоваться, что он сумел вспомнить, но лицо Персис сразу сделалось озабоченным, даже хмурым.
— Он специально пришел сюда, чтобы встретиться со мной.
— Я… Я ничего об этом не знала, — вымолвила наконец Персис.
Нат задумался. Альберт ничего не сказал толком, и ему оставалось только гадать, что имел в виду его старый приятель.
— Он… он говорил, что вместо одного человека моим донором стал другой. Что это значит?
— Я не знаю, — повторила Персис. — Мы действительно рассматривали несколько вариантов, когда искали для тебя подходящего донора. Быть может, твой товарищ это имел в виду?
В этот момент к ним быстро подошел президент, и Нат счел благоразумным оставить скользкую тему.
— Что стряслось? — весело осведомился Вильялобос. — Маленькое недоразумение?
— Я знал этого человека, и… — начал было Нат, но осекся. Пожалуй, решил он, если об их близкой дружбе станет известно, это может повредить Альберту. — Почему ваши люди его вышвырнули?
— Вы имеете в виду доктора Нойеса? Никто его не вышвыривал, просто… просто он не должен здесь находиться. В Вашингтоне он известен как самый старый представитель оппозиционного лобби. Между нами говоря, старик — изрядный зануда; он нападает буквально на каждый правительственный законопроект. Я называю его «старой гремучей змеей».
— Почему?
— Потому что он производит много шума. К тому же, просыпаясь по утрам, я почти готов обнаружить его свернувшимся под моей кроватью, как было однажды в моем детстве, когда к нам в дом действительно заползла гремучая змея. Что он говорил вам, Нат? Может быть, старик чем-то вас расстроил?
— Нет, совсем нет. Просто…
— Пожалуй, следовало бы ввести закон, который обязывал бы подобных людей уходить в отставку, после того как им перевалило за сотню. Впрочем, не беспокойтесь: мистер Нойес никогда не переходит границ и умеет хранить секреты.
Нат вздохнул, огляделся по сторонам, прислушался к беспокойному ропоту гостей, которым не терпелось вернуться к привычной рутине президентских приемов. Потом он увидел Гарта, который смиренным жестом воздел вверх руки, и… заговорил о пустяках.
64Обратный полет в Феникс проходил в молчании. Нат был погружен в размышления о странном разговоре с Альбертом Нойесом, но что-то подсказывало ему, что говорить об этом вслух не стоит, во всяком случае — пока. Оказавшись в своей комнатенке в цокольном этаже, он сел на кровать и долго сидел, думая о том, как ему связаться со старым (теперь уже и в буквальном смысле слова) товарищем. Альберт наверняка много знал, и Нат как раз пытался прикинуть, что получится, если он попытается настоять на свидании с ним, когда в дверь негромко постучали.
Нат сразу понял, кто это и что ему, вернее, ей нужно.
— Я думал, ты давно ушла. Почему ты задержалась? — все же спросил он, когда Персис вошла в комнату.
Персис взяла его за руку и заставила подняться.
— Идем со мной, — сказала она и вывела Ната в коридор. Они дошли до угла, свернули, спустились по неосвещенной пожарной лестнице и оказались в точно таком же коридоре, расположенном этажом ниже.
— Что ты сделала с охранниками?
— Не спрашивай.
Они шагали мимо целого ряда мрачных комнаток, каждая из которых, словно тюремная камера, была снабжена зеркальным наблюдательным окошком в двери.
— Здесь тоже расположены законсервированные лаборатории? — небрежно поинтересовался Нат.
— У нас три этажа таких лабораторий.
— Хотел бы я знать, зачем вашей компании столько помещений.
— В этом здании размещалась медицинская исследовательская база. Здесь разрабатывалась технология сканирования мозга. — Персис отворила одну из дверей, и на Ната пахнуло спертым, застоявшимся воздухом. Потом она включила свет, и он увидел, что в комнате ничего нет, не считая двух мягких кресел, одно напротив другого. Кресла были снабжены колесиками и могли двигаться взад и вперед по проложенным в полу металлическим направляющим.
— Это еще зачем? — спросил Нат.
— В те времена, когда применялись технологии мозгового сканирования, далекие от совершенства, было практически невозможно записать активность мозга во время занятий сексом, так как при этом человеческая голова движется по непредсказуемой траектории. Тогда и был сконструирован этот станок, позволявший записывать мозговую активность в момент полового возбуждения и последующего соития.
— Сколько ему лет, этому… аппарату?
— Почти музейный экспонат, — сказала Персис, неловко усмехнувшись.
— И он все еще работает? — спросил Нат, садясь в одно из кресел.
Вместо ответа Персис потянула какой-то рычаг. Спинка кресла откинулась назад, и Персис, развернув прикрепленные к подголовнику медные скобы, надела их на лоб Нату и зафиксировала винтом. Потом она размяла в руках старомодные резиновые присоски-электроды, лизнула и прикрепила к его вискам. Резина была старой, потрескавшейся, но еще держалась.
— Ты и в самом деле надеешься получить какие-то новые данные? — спросил Нат.
— Кто знает, может, приборы и покажут что-нибудь любопытное.
— Ну а что теперь?
— А вот что… — Персис медленно расстегнула его костюм и вышла из комнаты. Вернувшись, она сказала шепотом:
— Аппаратура готова… и ты тоже, если верить приборам.
— Откуда ты знаешь?
— Нейроны в твоей медиальной зрительной области пропускают около пятидесяти импульсов в секунду, к тому же я не слепая.
Пристально глядя на него, Персис неловко стянула с себя рабочий комбинезон, потом села в кресло напротив.
— Если ты нажмешь кнопку на подлокотнике, мое кресло начнет двигаться к тебе, — сказала она. — Так мы сможем записать, как нарастает возбуждение в твоем гипоталамусе.
Нат послушно нажал кнопку, и кресло Персис, пронзительно заскрежетав, проехало по рельсам немного вперед. Он нажал кнопку еще раз. Кресло снова дернулось и поехало, потом остановилось. Теперь их колени почти соприкасались. Медленно, очень медленно Персис перебралась к нему на колени и распахнула лацканы пижамной куртки. Она гладила его грудь, прикасалась к ней губами. Ее поцелуи были сухими, щекочущими, легкими, как прикосновение крыла бабочки. Медленно, очень медленно она опускалась все ниже и ниже. Это было именно то, о чем Нат мечтал, но… что-то не сработало.
