— Мисс Роудс, за каждую секунду, пока вы не будете бросать трубку, я пожертвую сто фунтов вашему любимому благотворительному обществу. Насколько я знаю, это "Шелтер"?[85]
Ее не удивило, что Личу известно про ее поддержку "Помощи бездомным". Мультимедийный магнат знал все и про всех. На вершине Пирамиды в лондонском Докленде в его распоряжении было все знание мира.
— Продолжайте, — сказала она.
— Невзирая на наши былые разногласия, я восхищен вашей независимостью.
— Благодарю. Итак, о чем речь?
— Мой друг нуждается в ваших услугах.
— У вас есть друзья?
Ей представлялось, что у Лича имеются лишь помощники, служащие и имущество.
— Лучшие друзья покупаются за деньги, моя дорогая. Шутка. Можете смеяться.
— Ха-ха-ха.
— Моего друга зовут Морин Маунтмейн. У нее есть дочь, Мимси, которая пропала. Морин хотела бы нанять вас, чтобы найти ее.
— У вас должны быть люди, способные это сделать. Если эта Морин Маунтмейн в самом деле ваш друг, почему вы не пустите по следу своих гончих?
— Вы располагаете возможностями, которых нет ни у кого из работающих на меня.
Самые пугающие слова, которые ей когда-либо говорили. Лич не стал уточнять.
— Салли, вы причинили мне беспокойство. Дважды. Ваша жизнь была бы намного проще, если бы вы предпочли не вставать на моем пути. В вас есть что-то от непорочности святой. Никто в моей организации про себя такого сказать не может. Справиться с этим делом способен лишь человек, обладающий вашими добродетелями. Я взываю к вам, как к земной святой, помочь моему другу.
Она позволила часам отсчитать еще несколько секунд.
— Вы согласны?
Она медленно сосчитала в уме до десяти, заработав для бездомных тысячу фунтов.
— Я возьмусь за это дело, — сказала она, — при условии, что моим нанимателем будет эта миссис Маунтмейн…
— Мисс.
— …мисс Маунтмейн, а не вы лично или какая бы то ни было хитрая дочерняя компания.
— Ясное дело, вы не возьмете "королевский шиллинг".[86]
— Проклятое золото?
Лич рассмеялся, будто кубики льда посыпались в чашу с теплой кровью.
— Как только этот разговор будет окончен, вы будете иметь дело с Маунтмейнами. Я в данном случае выступаю просто как посредник.
Она знала, что где-то здесь есть некая оговорка. Лич никогда ничего не говорил без обиняков. Его манерой было рассчитывать на ошибки тех, с кем он имел дело. Несмотря на высказанное им мнение, она знала, что ее, скорее всего, так же надувают, как и всех прочих.
Джером донимал Нила, требуя высказать свое веское мнение насчет робота-паука, бегающего по полу.
— Мой помощник, госпожа Уайлдинг, сообщит вам подробности о встрече, которую она организует для вас с мисс Маунтмейн. Счастлив был побеседовать. До свидания.
В телефоне щелкнуло, и послышался женский голос. Салли записала адрес и время.
Повесив трубку, она поняла, что сердце ее неистово колотится. Должно быть, уже некоторое время.
Последние несколько лет она занималась повседневной рутиной. Так получилось, что ей часто приходилось разыскивать сбежавших детей. Хотя порой все заканчивалось хорошим вознаграждением и удовлетворением от душещипательной встречи, чаще она отыскивала какого-нибудь подростка, вынужденного выбирать между ужасной жизнью дома и суровыми уличными порядками, а потом изводила себя, оказавшись перед гордиевым узлом эмоциональных, юридических и этических проблем.
Но всякие таинственные дела остались в прошлом.
Даже теперь, когда в ее доме обитали Джером и Нил, своего рода материальные свидетельства того периода ее жизни, она почти убедила себя, что не живет больше в том мире. Она была в курсе неотвратимого расширения земного владычества Дерека Лича, но пыталась забыть о странных вещах, лежащих в основе его могущества.
Возможно, она ошибалась. Возможно, он был не Дьяволом, а просто чрезвычайно амбициозным бизнесменом. В прошлом он использовал магию, но это был лишь обман. Фокусы, а не колдовство.
Салли безуспешно пыталась убедить себя в этом.
— Мама, смотри, я сделал монстра.
— Замечательно, — сказала она своему сыну. — Нил, ты остаешься дежурным при ребенке и на телефоне. Я ушла по делам.
Нил поднял на нее глаза и весело помахал рукой.
— Слушаюсь, — ответил он.
Она поцеловала обоих и вышла из дому.
Оказалось, что по адресу, который ей дали, на Уимпоул-стрит находится особняк в георгианском стиле. Он стоял среди хорошо сохранившихся соседних домов, демонстрируя следы ветхости и самого небрежного обращения. По контрасту с отполированными медными дверными украшениями и голубыми дощечками, возвещающими о былом проживании здесь великих и достойных, дом Маунтмейнов выглядел как нора. Над карнизом краской из баллончика было выведено: "В 1888–1897 гг. здесь жил Деклан Маунтмейн, террорист и дьяволопоклонник".
Морин Маунтмейн, сама открывшая дверь, оказалась высокой и стройной, со странной красной прядью в снежно-белых волосах. На ней были длинные черные бархатные юбки и кружевная шаль поверх кожаного жилета. Шею и запястья украшали нефрит и жемчуга. Кожа на лице была туго натянута, но Салли не заметила шрамов, свидетельствующих о фейс-лифтинге. Шаль соскользнула, продемонстрировав поблескивающую татуировку на руке возле плеча. В женщине чувствовалась огромная сила, но ей недоставало материальности, словно годы высосали из нее все до последней крупицы.
Ей хотелось спросить Морин, насколько хорошо та знает Дерека Лича и что их связывает, но это к делу не относилось.
Ее поспешили ввести в холл, где разило пачулями. Настоящие деревянные панели были измазаны тускло-багровой краской. Повсюду по стенам и потолку, словно месяцы и звезды на остроконечной шляпе волшебника из комиксов, были намалеваны детские рисунки. Глянув повнимательнее, Салли увидела, что настенные росписи перекликаются с картинами в рамках, которые, незамеченные, свисали с лестницы.
— Когда Мимси была маленькой, ей нравился только пурпурный, — гордо сообщила Морин. — Она может быть очень настойчивой.
— У вас есть ее фотографии?
— Еще маленькой она услышала про поверье аборигенов, будто фотографии способны завладевать душами. С тех пор она разбивала все фотоаппараты, какие видела. Молотком.
Салли на миг задумалась над этим. Интересно, прихватила ли Мимси молоток с собой.
— А какие-нибудь рисунки или портреты? — спросила она.
Морин пожала плечами:
— И того хуже. Мимси считает, что искусство не только пленяет душу, но уродует и искажает ее.
