– Больно, Артем… – гудел печальный, ударяя лбом в плечо тамбовского волка. – Тебе не понять, как больно… Я ж сам искоренял… Я ж в первых рядах… Столько надежд было, столько слов правильных… И вот… За что, спрашивается, боролись…
– Понимаю тебя, – бодро отвечал тамбовский, – только ты дурак. Ты уже тогда был дураком. А сейчас ты дурак не простой, а старый. Зачем ты им верил? Я им не верил, а ты – верил… Поэтому сейчас не ты меня угощаешь, а я тебя…
– Так больно, что некуда больнее, – продолжал первый. – Пятьдесят лет, а что за душой?
– Потому что душа слишком широкая, – басом произнесла одна из дам, вдруг очнувшись и обведя компанию соловыми глазами. – Когда душа широкая, за нею никогда ничего нет.
– Умолкни, – приказал печальный. – Жри вон, это, как его… Фуа-муа… Хуе-мое…
– Фуа-гра, – сказала вторая дама, очнувшись вслед за первой. – И мне закажите. И ликеру.
– Молодой человек, – с ледяной вежливостью произнесла официантка, загородив Денису обзор. – Вы погреться зашли или будете заказывать?
– А я по жизни согретый, – ответил Денис. – Если надо, и тебя могу согреть.
– Спасибо, – ровным контральто сказала официантка. – Буду иметь в виду. Какой коньяк желаете?
– Не важно, – спокойно сформулировал Денис. – Сама чего-нибудь придумай. Только в пределах разумного.
– «Мартель»?
Денис очень кстати вспомнил Студеникина и ответил:
– Женских напитков не употребляю.
– «Хеннеси»?
– Допустим.
– Лимон?
– Обойдусь. Сто «Хеннеси» и кофе, черный. С сахаром.
– Сахар на столе.
Тем временем тамбовский волк брутально высморкался в платок с монограммой и сказал печальному:
– Ты, Петруха, слишком себя жалеешь. Надеялся, искоренял… На себя надо было надеяться. Понимаешь? На себя. И на друзей. И на родню свою. На ближний круг, понял? И больше ни на кого. Ты думал, они тебе подарки будут делать? Я тоже был как ты. Тоже надеялся. Тоже первые годы – как на крыльях… Не верил, что так бывает. Новое государство, новая экономика, новая жизнь… Отдаем Россию в руки бизнеса… Сами уезжаем в Сибирь… Крупнейшая в истории безналоговая зона… Делай вещи, а не деньги… Производи свое и будь хозяином…
– Да! – выкрикнул печальный, и из его рта вылетела слюна. – Они нас всех на это купили! Делай вещи, а не деньги! Они всех нас развели, а сами, суки, под Купол, и – привет.
– А ты чего хотел? – спросил волк. – Чтоб они день и ночь о тебе ненаглядном думали?
Печальный заморгал.
– Ну… Зачем день и ночь?.. В меру, конечно. Это ж все-таки их работа.
– Их работа – держать! – прорычал тамбовский человек и обвел дымный зал налитыми кровью глазами; Денис успел отвести взгляд. – Держава – от слова «держать», понял меня? Держать и не пущать – вот их функция! Один раз пустили китайцев – до сих пор не можем опомниться.
– А я тут, значит, ни при чем? – спросил печальный, делаясь еще печальнее.
– Конечно! При чем здесь ты?
– Но я ж, блядь, гражданин!
Тамбовский волк захохотал.
– И что дальше? От налогов тебя освободили, пожизненно. Сына твоего в армию не забрили – без него народу хватает. Тебе мало? Дальше сам думай. Сам о себе беспокойся. Делай вещи. Береги и сберегай сбереженное. Эй, мать! Девушка!
Официантка торопливо поставила перед Денисом рюмку и повернулась на зов.
– Морошка есть у вас? – спросил волк.
– Конечно.
– Архангельская?
– И тверская, и архангельская, и муромская. Двенадцать сортов.
– Неси порцию.
– У нас порции по килограмму.
– В самый раз, маманя! Я эту падлу строго килограммами употребляю. И тебе советую. Смотри на меня: всю ночь сижу, два литра выжрал – и трезвый. И еще весь день сидеть буду. Только чтоб ягода нормальная была, не давленая.
Денис пригубил из широкого бокала, ничего не понял, выпил половину – понравилось; а кофе и вовсе был великолепен. Через минуту голову и тело расслабило, и происходящее за соседним столом перестало интересовать. Как раз на экранах замелькал последний клип Афони Веретено, с подмонтированными кадрами из третьего «Буслая»: главный герой топором разрубал боевого андроида, в точности как в первоисточнике: пополам до седла. Денис был вполне равнодушен к «Буслаю», но уважал Афоню Веретено, особенно его альбом «Все и вся», особенно заглавный трек, целиком смикшированный из аутентичных стонов и криков, издаваемых девственницами в момент расставания с невинностью; финальная кода, где с математически просчитанной причудливостью сплетались звуки боли и восторга, вылетающие из двух тысяч девичьих гортаней, пробирала до костей. После такого хотелось жить.
– Во! – крикнул тамбовский волк, которому, видимо, морошка ударила в голову, и указал пальцем на Дениса. – Вот сидит! Это, как его, блядь… новое поколение! Давай у него спросим, где он хочет жить, в старой Москве или в новой! Э, паренек! Слышь? На два слова подойди!
Денис медленно допил коньяк, тщательно промокнул салфеткой губы.
– Пошел ты в лифт, – сказал он. – Где ты тут паренька увидел?
Тамбовский знаток морошки побагровел, потом рассмотрел представителя нового поколения внимательнее и побагровел еще сильнее: против Дениса шансов у него не было.
– Грубый ты, – мрачно сказал он.
– Зато молодой и красивый, – добавила одна из дам, опять проснувшись. – Не то что вы, старые балбесы. Скажите молодому человеку, пусть меня с собой возьмет.
– У него на тебя денег не хватит, – рассмеялся тамбовский человек. – Слышь, братуха! Не обижайся на меня. Ты молодец, смелый. Я б тебя застрелил, но мне лень. Хочешь выпить?
Денис отрицательно покачал головой, думая о том, что тамбовец оказался не из слабых. Не решившись на физическое столкновение, он решить взять свое другим способом. Морально. Унизить неприятеля посредством игры слов. К счастью, тут зазвонил телефон.
– Ты где? – спросил Модест. – Договаривались же. Я пришел, тебя нет… Приходи, тут сегодня каша гречневая с горячим молоком.
– Уже бегу, – ответил Денис, принимая деловой вид, и попросил счет.
На улице было совсем светло. Женщина в платке отдирала с веревок замерзшие ребра серых простыней. Старуха крошила птицам хлеб. Этот тамбовский разложенец, конечно, прав, подумал Денис. Но не во всем. Иногда они о нас думают. Об этой старухе, например, подумали. Провели закон, чтоб люди старше семидесяти пяти жили только на первых этажах. А не мучились, поднимаясь по лестницам. Живут они, конечно, не поодиночке, в коммунах, по двое-трое в комнате, – но старикам, наверное, так даже лучше, в компании доживать всяко веселее.
В «Чайнике» почему-то было пусто. Денис поискал зеленого товарища – нигде не увидел. Зато увидел несколько сломанных стульев и мрачного Кешу, владельца закусочной, – Кеша возил шваброй по кафельному полу, сгонял из-под столов к центру зала мутную малиновую воду.
