— Весьма сожалею, — извиняющимся тоном произнес Йон.
— А-а, что уж там, все равно ты ничего не понимаешь, — ворчливо заметил человечек. Он встал, по-прежнему сжимая в руке бутылку. — Можешь читать все что вздумается. — Покачнувшись, он обрел равновесие и принялся выбираться из-за стола. — Ну все, я пошел.
Проходя мимо Йона по направлению к стойке бара, он тихо шепнул:
— Вот твой отец, он понимал.
Со стуком поставив пустую бутылку на стойку, человечек шаркающей походкой покинул заведение; все это время Йон провожал его удивленным взглядом.
На следующий день после похорон Йон решил впервые за пятнадцать лет наведаться в «Libri di Luca». За эти годы он неоднократно проезжал мимо магазина, и почти всегда там было открыто, даже поздним вечером. Несколько раз Йон сквозь стекло даже различал силуэт Луки: тот обслуживал покупателей за прилавком или возился с книгами, выставленными в витрине его заведения.
Колокольчик над дверью магазина, вне всякого сомнения, был все тот же, что и тогда, когда Йон заходил сюда в последний раз. Мелодично звякнув, он будто бы приветствовал Йона, приглашая его наконец-то войти внутрь после стольких лет отсутствия. Хотя людей внутри не было, Йону показалось, что со всех сторон на него смотрят давние знакомые: выстроившиеся рядами стеллажи с книгами, люстра под потолком, подсвеченные книжные витрины на галерее, старинный посеребренный кассовый аппарат на прилавке. Некоторое время Йон, стоя у дверей, вдыхал особый характерный запах. На лице Йона, помимо его воли, играла кривая улыбка.
Вплоть до самой смерти матери он очень любил букинистическую лавку отца. Когда и Лука, и Иверсен бывали заняты и не могли ему читать, он отправлялся в путешествие между полок, заново переживая при виде знакомых томов все те истории, которые они в себе заключали. По дороге его поджидали разного рода приключения и открытия. Так лестница превращалась в гору, на которую ему необходимо было взобраться, стеллажи становились небоскребами в футуристических урбанистских пейзажах, а галерея — капитанским мостиком пиратского корабля.
Однако самыми яркими были воспоминания о тех долгих часах, когда Иверсен или сам Лука, усевшись в стоявшее за прилавком зеленое кресло, читали Йону разные истории, а сам он в это время садился одному из них на колени или пристраивался у ног прямо на полу. Он с такой жадностью впитывал картины этих фантастических рассказов, что они и сейчас как живые стояли у него перед глазами.
Все в книжной лавке осталось в точности таким, как он запомнил, пожалуй, за исключением двух моментов: один из пролетов борта пиратского корабля — перил галереи — был заменен новой секцией из свежего светлого дерева, а на прилавке внизу красовался букет белых тюльпанов. Оба эти новшества нарушали царящую в помещении атмосферу спокойствия и умиротворения, словно служили наглядными ответами на задание угадать, что именно не вписывается в здешний интерьер.
— Он скоро придет, — внезапно прозвучало у Йона за спиной.
Йон вздрогнул и обернулся на голос. В дальнем углу магазина наполовину заслоненная от него стеллажом с книгами стояла рыжеволосая женщина в черном свитере и бордовой юбке. Рука, которой она держалась за полку, закрывала от Йона ее рот и кончик носа. Единственное, что он мог хорошо рассмотреть, были ее рыжие волосы и сияющие зеленые глаза, смотревшие на него с прохладным интересом.
Йон кивнул, приветствуя незнакомку, и уже разомкнул губы, намереваясь что-нибудь сказать в ответ, но она вдруг опять скрылась за стеллажом. Неподалеку от входа в передней части зала стоял длинный стол, на котором были разложены последние книжные поступления. Делая вид, что изучает новинки, Йон двинулся вдоль стола в направлении прохода между стеллажами, где исчезла женщина. Подойдя к первому стеллажу, он обнаружил, что незнакомка прошла уже половину прохода. Теперь, когда он видел ее со спины, оказалось, что огненно-рыжие волосы ее собраны на затылке в хвост и достигают примерно середины спины. Двигаясь вдоль полок легкими кошачьими шагами, женщина слегка касалась кончиками пальцев переплетов книг, как будто пыталась читать по методу Брейля или же поправляла неровности в строгих рядах корешков. При этом она не смотрела на книги, мимо которых проходила. Больше всего она была похожа на слепую, прекрасно ориентирующуюся в знакомой обстановке. Пару раз она останавливалась и клала на книжный переплет раскрытую ладонь, как будто пыталась впитать ею содержание всего тома. Дойдя до конца прохода, женщина свернула за угол и вновь скрылась из виду, успев, однако, быстро посмотреть в сторону Йона.
Йон снова сосредоточился на разложенных на столе книгах. Здесь были книги на любой вкус, самые разные издания художественной и специальной литературы в твердых и мягких обложках. Некоторые — совсем новые экземпляры без единого загиба или залома; по другим книгам явно было видно, что они успели побывать со своими прежними хозяевами на пляже или же сопровождали любителей долгих пеших прогулок с рюкзаком за плечами.
Когда Йон был маленьким и не умел еще по-настоящему читать, любимым его занятием было просматривать новые поступления в поисках закладок. Это была своего рода мания собирательства, как у тех, кто коллекционирует марки или монеты, причем развивающий эффект данное занятие имело едва ли не такой же. Порой Йон обнаруживал настоящие закладки — прямоугольные полоски картона, на которых были изображены разного рода сюжеты, связанные — а иногда и не связанные — с содержанием самой книги. Часто закладками служили кусочки глянцевой бумаги, шнурки, резинки и даже мелкие денежные купюры. Иные закладки косвенно говорили о привычках и интересах предыдущих читателей. Это могли быть разного рода квитанции, проездные документы, билеты в театр и кино, чеки из магазинов, квитанции на почтовые переводы и вырезки из газет. И наконец, иногда закладки в состоянии были рассказать почти все о своем хозяине. К таким относились визитные карточки, рисунки, письма, почтовые открытки и даже фотографии. Письмо или открытка вполне могли быть получены от любимого человека, на обратной стороне фотографий зачастую имелись надписи, поясняющие, когда сделан снимок, кто на нем изображен или же от кого он получен, а рисунки, как правило, оказывались подарками взрослым от детей.
За исключением денежных купюр — их Йону обычно позволяли оставлять себе — все закладки складывали в большой деревянный ящик, стоявший под прилавком. Когда нечем было заняться, маленький Йон выдвигал его, доставал закладки, раскладывал их по полу на манер игральных карт и начинал фантазировать, додумывая истории каждой из них.
