Фор замолчал. Хинт поблагодарил его и обратился ко всем присутствующим:
— Какие будут предложения, джентльмены?
— Поднять восстание, захватить склады и бежать в ближайший город! — горячо воскликнул один из ученых.
— С оружием в руках мы сможем отбиться и обратиться к властям. Они же должны знать, что творится на их территории! — поддержал его второй, а третий добавил:
— Марокко — суверенная страна, и правительство должно нам оказать помощь.
— Спокойно, — возвысил голос Хинт, — джентльмены, спокойно! Я предлагаю другое.
Он выждал, пока все успокоятся, и снова заговорил:
— Джентльмены, мы из разных стран. Соотечественников у каждого из нас в центре очень мало, а вот у наших коллег — мистера Стрельцова и его друзей — здесь имеется настоящая сила — довольно большая группа солдат, которые были пленены в Афганистане и насильно доставлены сюда. Я не думаю, что будет ошибкой, если господа Стрельцов, Левин и Панкевич обратятся к своим соотечественникам и привлекут их к восстанию. Военные люди хорошо знают, что им делать в ситуациях, когда стреляют. Правда, действовать надо весьма осторожно, нельзя попасть на крючок провокатора. Поэтому, джентльмены, я вношу предложение: поручить господам Стрельцову, Панкевичу и Левину взять на себя вопросы организации боевых действий. Мы же возьмем на себя обязанность войти в контакт со своими военными соотечественниками, которые, так же как и мы, томятся здесь. Давайте постараемся их объединить в единую силу. Кроме того, каждый должен сохранить наиболее важные документы, они наверняка пригодятся позже, когда мы окажемся на Родине.
Хинт посмотрел на Стрельцова и его друзей:
— Мои приборы выдадим тому, кому вы скажете.
Встреча затянулась. Почти каждый вносил свои предложения, некоторые высказывались несколько раз.
Наконец, совещание закончилось, и, возвращаясь в свое жилище, Левин устало предложил:
— Не знаю, как вы, братцы, но я валюсь с ног от усталости. Предлагаю пойти немедленно отдыхать, а завтра помозгуем.
— А ужин? — спросил Панкевич. — Если все трое не придем, то это может вызвать подозрения.
— Да, давайте поужинаем, а затем бай-бай, — поддержал Панкевича Стрельцов.
На том и порешили.
Анохин вошел в знакомый кабинет врача с улыбкой. Чуть левее, напротив дверей, в мягком кресле сидел мужчина. Но это был не врач, и Анохин, даже не здороваясь, оглядел кабинет. Доктора не было. И только тогда Анохин снова посмотрел на мужчину и поздоровался.
Мужчина негромко спокойно сказал:
— Здравствуй, Анохин. Проходи, садись.
Голос его показался знакомым, и Анохин, машинально сделав несколько шагов к жесткому креслу, подумал: «Откуда он знает мою фамилию?»
И вдруг его как громом поразило. Он так и сел: «Постой, так это же полковник Кустов!! — мгновенно в голове все смешалось. — Как он здесь оказался? Может, как я, сбежал? Хотя вряд ли, такие, как он, не предают. Выходит, он приехал сюда из-за меня… Что, может, приговор привести в исполнение?!»
Пот мгновенно прошиб его тело. Почувствовав слабость, даже тошноту, Анохин лихорадочно оглянулся на дверь, на спасительный путь к отступлению. Несмотря на туман в глазах, он четко увидел у косяков две фигуры.
— Садись, садись, Анохин, — так же спокойно произнес Кустов, — не озирайся как затравленный зверь. Никуда не убежишь, не маленький, должен понимать, что такие ситуации должным образом обставляются.
В комнату вошли еще двое. Один из них сел в кресло, стоявшее рядом с Кустовым, а второй молча обыскал Анохина. Пистолет, обнаруженный в заднем кармане, он положил в карман своей куртки, а портмоне — перед Кустовым на журнальный стол. После этого он слегка подтолкнул Анохина к креслу и по-английски тихо сказал:
— Садитесь сюда.
Анохин сделал два шага и сел. Кустов теперь был напротив:
— Зря ты считал, что предательство остается безнаказанным, особенно у нас.
«Конец! Кустов этим сказал все. Сейчас убьют!!» — Анохиным овладел панический страх. В то же время он понимал, что вряд ли его будут убивать сразу, прямо в кабинете.
«Должны же они поговорить со мной, допросить, выяснить, что я знаю и что я сделал». Анохин как за соломинку уцепился за эту мысль.
Кустов, не глядя на Анохина, не торопясь доставал из портмоне записную книжку, бумажки с записями, небольшую карту-схему города с пометками, сделанными Анохиным. Незнакомец, сидевший рядом с Кустовым, листал записную книжку. Анохину подумалось: «Сидел бы сейчас напротив меня не Кустов, а Пискин. С ним бы я договорился быстро, а Кустов не пощадит. Но как он здесь оказался? Неужели доктор — их человек? Странно, но ведь к нему я по своей инициативе обратился. А может, это все разработано ради меня? Тогда ничего не скажешь, чисто сработано. В таком случае мне надо, чтобы меня доставили в Россию. Обстановка там изменилась, может, и не станут расстреливать, да и Пискин может помочь».
Постепенно Анохин успокоился и уже твердо решил добиваться, чтобы его вывезли в Россию.
В комнату вошел еще один мужчина. Не здороваясь, он взял стоявший в углу стул и устроился рядом с Кустовым. Кустов, глядя в глаза Анохину, сказал:
— Присутствующие здесь господа — мои коллеги из Соединенных Штатов, Израиля и Франции. И это, Анохин, только потому, что ты враг не только нашей страны, но вел войну и с другими странами. Поэтому судьбу твою мы будем решать совместно. У меня к тебе, как говорится, процедурный вопрос: согласен ли ты откровенно, точнее, чистосердечно рассказать нам все без утайки?
Анохин мгновенно среагировал:
— Вы не будете меня уничтожать? У меня есть шанс?
Он лихорадочно посмотрел на каждого из присутствующих. Хотел прочитать в их глазах ответ, увидеть надежду. Но незнакомцы сидели с непроницаемыми лицами, изредка они бросали короткие взгляды на Кустова, и Анохин разочарованно подумал: «Выходит, Кустов здесь главный. Неужели у меня нет шансов? Кустов же меня не пожалеет и с удовольствием всадит пулю в лоб. Господи, помоги! Подскажи, как вывернуться?»
Анохин пытался собраться, спокойно мыслить, искать выход. Но всему помехой был страх. Он почувствовал, как страх добрался до его желудка, расшевелил все его содержимое, и вот-вот он наложит в штаны. Но даже об этом позорном факте он подумал как-то отрешенно, как о мелочи. Его мозг лихорадочно работал, мысли молнией проносились в сознании. И вдруг Анохин начал шарить глазами по комнате, задерживаться на окнах и дверях. Здесь было три окна и двое дверей, одни из которых он заметил только сейчас. У него появилась мысль о побеге: «А что, если вскочить и броситься в окно? Вряд ли там, на улице, во дворе, будут стоять автоматчики, а от пистолета можно и увернуться».
