уплетала блинчики, а Кайла щедро делилась с ней самыми вкусными ягодами из собственной тарелки.
По другую сторону от девочки я увидела мужчину. Память услужливо подбросила смутные воспоминания: кажется, с ним у Кайлы был роман. От него она забеременела, отдала ребенка и потеряла возможность еще родить. Я умело это использовала.
Значит, Кайла нашла дочь?
И вернулась к ее отцу. И счастлива, судя по улыбке и беззаботному смеху.
Кортни.
За два года она прошла путь от ходячего сгустка эмоций до сдержанной и даже холодной леди. Та студентка колледжа магии, которая всем сердцем ненавидела Кордеро-холл, наше наследие и память об отце, сама превратилась в его подобие. А еще она ненавидела Герберта Уолдера – и об этом тоже забыла, получив состояние рода.
Герберт.
Друг отца. Поверенный семьи. Талантливый юрист с мертвой хваткой и отсутствием принципов. Когда-то я его любила. А потом – ненавидела. За то, как он насмешливо трепал крошку Кимми по голове и считал кем-то вроде домашней зверушки. За то, как смотрел словно сквозь меня, в любой толпе находя взглядом Кортни. За то, как защищал ее, оберегал, прятал от отца – и оставлял во тьме старого дома меня.
Он любил ее. С юности любил так сильно, как вообще может любить человек такого толка. И с тех пор, как Герберт ее полюбил, Кортни освободилась от папы.
Она, правда, этого совсем не ценила и сбежала – и за это я ненавидела ее еще сильнее.
От некогда могущественного колдовского рода Кордеро остались жалкие крохи. Две наследницы, их мужья и дочь, первые годы жизни проведшая в чужой семье. Достойный конец.
Но я смотрела и смотрела. Жадно ловя обрывки разговоров, всматриваясь в знакомые и в то же время новые лица. Чувствуя, как внутри разгорается то же пламя, что и раньше, толкает вновь стереть с их лиц улыбки, ощутить власть и заставить со мной считаться.
Они были счастливы. Эти две семьи, две сестры. Они были счастливы и беззаботны.
Им не нужна была третья.
В дверь позвонили, и Кортни поднялась. Наверняка это детектив Ренсом. Пришел сообщить, что я сбежала. Надо возвращаться, пока не стало поздно.
И тут Кортни, пододвигая стул, повернулась ко мне. Я тут же отпрянула, прижав руку к груди, где неистово билось сердце, но сестра даже не взглянула в мою сторону. А вот я смогла рассмотреть ее в полный рост.
Кортни была беременна.
Нет, Кортни, нет, ты не могла. Ты не могла забеременеть! О чем ты думала?! Неужели ты повелась на манипуляцию отца, неужели прогнулась под его завещание? Перестала быть той Кортни, в которую влюбился Герберт, потеряла силу и независимость?
Я почувствовала, как в висках пульсирует боль.
– Кайла! – раздался ее голос из холла. – Подойди!
Нельзя было медлить дальше. Бесшумно я выскользнула из кухни в коридор для прислуги, а через него оказалась у лестницы, ведущей в подвал. Кортни была совсем рядом, я слышала ее голос за тонкой стеной.
– Что вы сделали?!
– Мы расследуем убийство Эдмонда Белами.
– И для этого использовали нашу душевнобольную сестру?! Вы в своем уме?!
– Леди Кордеро, я вынужден просить…
Я не стала слушать дальше. Наверняка они пришли, чтобы обыскать дом.
Призраком спустилась вниз, спряталась за коробки. Если попытаться уйти сейчас, они могут услышать, как я сдвигаю шкаф. Только бы обыск не начался с подвала!
Сердце рвалось из груди, а перед глазами плясали разноцветные искры. Я прислонилась лбом к холодному пыльному полу, пытаясь прийти в себя, но мир опасно раскачивался. Только не приступ, только не сейчас!
– Как мило, наша Кортни беременна. Думаешь, у нее будет мальчик? – ехидно поинтересовалась Хейвен.
– Не-е-ет, – тихо простонала я. – Нет!
– Да, Кимми, да, у Кортни будет мальчик. Хорошенький сынок. Может, она даже назовет его в честь дальнего предка… Конрад Кордеро – как символично!
Она расхохоталась, а я зажала уши.
Это никогда не помогало. Хейвен была внутри моей головы.
– Давай, иди к ним! Расскажи, в какой они опасности! Посмотрим, поверит ли Кортни сумасшедшей сестре.
Я с трудом, подавив приступ тошноты, поднялась. Хейвен захлопала в ладоши.
Найдя острый угол какого-то старого стола, я, стиснув зубы, рассекла ладонь. Ярко-красная кровь закапала на пол, впитываясь в старые доски.
Он стоял напротив зеркала. Закрытый старой белой тканью, никому не нужный. Почти такой же, как коробки с напоминанием обо мне. Большой семейный портрет Кордеро. Отец в любимом кресле и три его дочери.
Сдернув пыльную ткань, я вздрогнула. Художник мастерски передал взгляд отца. Холодный, властный, абсолютно равнодушный. Чем дольше я всматривалась, тем сильнее казалось, что вот-вот его губы изогнутся в привычной жестокой усмешке.
Я прикоснулась пальцем к массивной и холодной овальной раме. Когда-то портрет висел в гостиной. Должно быть, после того как меня заперли в лечебнице, Кортни распорядилась убрать его вместе с другими напоминаниями о жизни с отцом в этом доме.
Ссадина на руке еще саднила, но стремительно затягивалась, и я не стала медлить. Окунула палец в свежую кровь и аккуратно – насколько вообще была на это способна – вывела послание прямо поверх холста.
«Романтические герои сжигают мосты. Отрицательные – дома. Однажды мы сгорим вместе. К.»
Серная головка спички вспыхнула. Масляные мазки на портрете, подсвеченные золотым пламенем, придали картине зловещий вид. Я в последний раз посмотрела отцу в глаза и усмехнулась.
Огонь охватил коробки, старый диван. О, в подвале было много того, на что радостно перекинулось пламя. Книги, старые ковры. Пожар разгорался, за считаные минуты превращая наследие рода Кордеро в пепел.
Я знаю, как ведет себя огонь. Понимаю его сущность, душу. Огонь – одна из трех основ магии нашего мира. Он совсем не хаотичен, он разумен и неумолим. Вскоре он охватит весь подвал, затем перекинется на дом и – если не успеют потушить – уничтожит адское место.
Но портрет… Отец позаботился о том, чтобы память о нем не трогало пламя. Портрет останется на погребальном костре рода Кордеро. Как память о монстрах, населявших этот дом.
Не дожидаясь, пока комнату заволочет едким дымом, я сдвинула шкаф и нырнула в темноту подземелья. Со второй попытки непослушными пальцами я зажгла свечу, и обратный путь занял гораздо меньше времени. Когда я вышла из старого дома, где-то вдали над Кордеро-холлом в небо поднимались клубы черного дыма.
– Ожидание – самое приятное в игре, – произнесла я, впрочем, зная, что никто не услышит.
Год назад
– Здравствуй, Ким. Ты помнишь меня?
Она сидит в кресле
