class="p1">— Я — капитан Главного разведывательного управления Генштаба Советской армии Сергей Максимов. Во внутреннем кармане удостоверение.
Егор похлопал его по карманам.
— Врёшь! Нет там ничего.
Лёха шепнул:
— Если он и правда из ГРУ, его нельзя в дежурку. Те архаровцы выйдут на наше начальство, начнётся…
— Всё равно начнётся. Нам нужно время — побеседовать по душам. Где?
— Тут рядом на Толбухина опорный.
— То, что доктор прописал. Идёмте, задержанный.
Когда ни москвич, ни Лёха не видели, Егор сбросил удостоверение Максимова в решётку ливневой канализации. Оно провалилось в мусор.
В опорном, заняв комнату для инструктажа народной дружины, Егор перецепил наручники вперёд. Мужчина положил скованные руки на столешницу.
Выглядел он как типичный топтун наружного наблюдения — среднего роста, среднего телосложения, без особых примет. Готовый персонаж для серии «Звездных войн» под названием «Война клонов», похожий на своих собратьев один в один.
— Ты точно из ГРУ?
— Точно. Прошу позвонить моему начальству.
— Сейчас я — твоё начальство.
Егор расселся напротив. Лёха занял позицию у двери.
Задержанный если и нервничал, то умело скрывал волнение.
— Скажи, Максимов, допустим, это подлинная фамилия, ты знал, на кого нападаешь?
— У нас приказ.
— Какой?
— Задержать вас и допросить.
— Хороший мальчик. Откровенный, — ухмыльнулся Егор, хоть был лет на восемь-десять младше «мальчика». — Только уточни — кого именно «нас». Меня с ним?
— Вас, Евстигнеева Егора Егоровича, 1960 года рождения.
— Теплее. Почему вы ловили меня именно у Первомайского РОВД?
— Мы установили: вы проходите практику в следственном отделении.
— То есть пользуюсь всеми правами следователя. В том числе — не сходя с места возбудить уголовное дело, оформить протокол задержания и отправить тебя в изолятор временного содержания.
— За что, интересно?
— За нападение на следователя и сотрудника милиции при исполнении, покушение на похищение, незаконное ношение огнестрельного оружия. Пяток свидетелей у нас есть, работяги из столовки часового завода. Лет пять как с куста. Сколько тебе будет через пять лет?
— У нас был приказ.
— Кажется, я уже слышал эти слова. Сейчас дам ручку и бумагу. Напиши чистосердечное признание, кто дал преступный приказ и какой, почему ты пошёл на сделку с совестью, приняв преступный приказ к исполнению.
— Ничего я подписывать не собираюсь. А ты, щенок, ещё не понял, что играешься с огнём.
Слово «щенок» было лишним.
Егор обошёл задержанного и стал за спиной.
— Угрожаешь? Сотруднику органов внутренних дел? Ладно. Нам показывали один приём на тренировке, давно собирался проверить.
Хукнув, он резко и без замаха рубанул военного ребром ладони в левое плечо.
Хрясь!
— Ты что творишь? — ужаснулся Лёха.
Задержанный застонал от дикой боли.
— Я? А что я? Когда спасал работника милиции, подвергшегося нападению вооружённого неизвестного, применил приём боевого самбо. Неизвестный упал, в падении случайно вывихнул плечо. Вот только не помню, одно или оба плеча?
В опорном было прохладно, но по лицу капитана струился пот.
Пошарив по ящикам, Егор отыскал бумагу и ручку.
— Пиши подробно. Чьё задание. Почему решили провести незаконный арест без санкции прокурора. Больше напишешь — больше здоровья сохранишь.
Он снова зашёл за спину. Максимов наклонился вперёд, ожидая худшего.
Его ожидания оправдались. Крепкие пальцы стиснули вывернутый сустав. Лицо человека-клона посерело, он скатился на грань болевого шока. Когда Егор отпустил плечо, шепнул:
— Напишу…
Через двадцать минут Егор набрал телефон Сазонова. Тот как обычно нёс службу в кабинете, словно охрана поста №1.
— Товарищ подполковник! Со мной опер Давидович. На нас совершено нападение тех, кто покрывал Бекетова. Одного мне удалось задержать и разговорить. Полученная информация свидетельствует о чрезвычайной и скорой угрозе государственной безопасности СССР.
Он продиктовал адрес и положил трубку.
— Ты кому звонил? — прошипел Максимов, пытаясь пристроить пострадавшую руку удобнее.
— Управление КГБ по городу Минску и Минской области, контрразведка. Но не волнуйся, если они установят, что ты — в самом деле военный, передадут в тройку, в военную контрразведку.
Капитан зажмурил глаза. Он больше не пытался скрыть эмоций.
— Дурак! Малолетний имбецил! Даже представить не можешь, какую лавину ты сейчас обрушил. Думаешь, в стороне останешься? Хрен тебе в зубы! Тебя первым засыплет.
— То есть быть похищенным боевиками из ГРУ, чтобы подвергнуться допросу с пристрастием, а потом исчезнуть, чтобы никому не пожаловался, лучше?
— Мы не ломаем руки.
— Сразу ломаем шею, понятно. Расслабься. Поезд ушёл, и стоп-кран не дёрнешь.
Он обернулся к Лёхе. Тому происходящее совершенно не нравилось.
— Я ещё нужен?
— Лёша, конечно. Только твоё присутствие удерживает меня в рамках здравомыслия. Иначе не знаю, смог ли удержаться, хотел пристрелить этого хорька при попытке к бегству, — Лёха со стуком положил «Макаров» разведчика на стол.
На лице сыщика его отношение к происходящему читалось так явно, словно было написано метровыми светящимися буквами и матерными словами.
— Хорошо. Дождусь гэбистов. Но потом иду в РОВД. И, сам понимаешь, вынужден доложиться Папанычу.
— Не забудь напомнить, что я спас тебя от ГРУшного ублюдка, когда тот возил бравого сыщика мордой по асфальту.
Следующая четверть часа прошла в молчании, и Егор уже начал беспокоиться, пока не услышал тяжёлые шаги в коридоре опорного. Пожал руку Сазонову и без слов сунул ему писулю разведчика. За спиной босса маячил Аркадий.
— Надо было приехать в другом составе, раз военный, — процедил подполковник.
— Виктор Васильевич, вы считаете, мне по открытой телефонной связи следовало доложить обстоятельства во всех подробностях? Даже Давидович не осведомлён. Потому что… Извини, Лёха, вынужден был бы тебя застрелить.
— Не паясничай! — оборвал его Сазонов. — Давидович! Официальную подписку о неразглашении брать некогда, но ляпнешь хоть одно слово — пожалеешь, что у тебя вообще есть язык.
— Наручники за мной числятся…
— Евстигнеев тебе их вернёт. Дай ключи.
Аркадий прихватил Максимова за локоть здоровой руки и повёл к выходу. Сазонов прибрал его пистолет.
Егор придержал Давидовича за рукав.
— Лёха! Спасибо тебе. Если б не ты у меня за спиной, вдвоём эти гады меня бы уработали. И прости за неприятности. С меня причитается.
— Отвали, гестаповец.
— Филологини с сессии вернутся, свожу тебя в гнездовье. Кабак и хата — с меня. Ну? Мир?
— Бля-а-а! Ну да. Мир. А то не отвяжешься. Но всё равно, ты
