– Восхитительно! – резюмировал я и ринулся в оранжерею, чтобы поскорее полюбоваться на пока крошечные всходы.
Гордый Ларример следовал за мной по пятам.
Пожалуй, я был не прав: самое важное о себе я знаю давно…
Глава 10. Наутиз[2]
Немного о снах, старинных кладах и духах предков
Нужда грудь сжимает,
хоть сынам человеческим
бывает и в помощь,
и даже в спасенье,
если знать о ней вовремя.
Старинная английская поэма
За завтраком я был необыкновенно рассеян. Мне сегодня приснился удивительный сон, и даже крепкий чай не заставил меня окончательно очнуться от грез. Вообразите только: бал кактусов, где каждый из моих питомцев облачен в смокинг или же в бальное платье, живописно задрапированное вокруг интригующих выпуклостей горшка… И все это великолепное общество, украшенное яркими цветками и впечатляющими шипами, кружит по паркету в ритме вальса…
Картиной этой я был поражен в самое сердце, а потому, каюсь, не отдал должного стряпне Мэри.
– Сэр, – отвлек меня от очередного кусочка голос Ларримера. – Простите, сэр, но… вы здоровы?
– Вполне, – ответил я, прожевав, и поднял бровь. – А что?
– Но, сэр, – Ларример замялся, потом спросил нерешительно: – Вам понравился завтрак, сэр?
– Да, а что? – удивился я. Все же столь трепетная забота была излишней. – Разумеется, передайте Мэри мою искреннюю благодарность!
– Приказать ей завтра сделать… сандвичи по вашему рецепту? – уточнил он.
– Сандвичи? – я недоуменно перевел взгляд на стол и наконец понял, что столь встревожило обычно невозмутимого дворецкого. На моей тарелке гордо возлежали малосольные огурчики, густо намазанные абрикосовым джемом. И, судя по всему, несколько кусочков этого «лакомства» я уже успел проглотить. Я потер переносицу и попросил: – Ларример, будьте добры, кофе, и покрепче!
– Да, сэр! – с явным облегчением отозвался он…
В стопке обычной корреспонденции оказался и конверт от тетушки Мейбл. Она в последнее время весьма рьяно взялась за осваивание технических новинок, однако до телефона у нее руки пока не дошли (к немалому моему облегчению).
Чего же хочет от меня тетушка? Я вскрыл письмо и углубился в чтение. В обычной своей манере она требовала, чтобы я сегодня явился к ней на пятичасовый чай, и к тому же непременно привез с собой инспектора Таусенда! Хм, а вот это уже весьма любопытно. Тетушка не то, чтобы не жаловала инспектора, однако столь настоятельная просьба наводила на размышления…
После обеда я, вдоволь натешившись со своими питомцами, вознамерился предпринять вылазку из дому. Я не стал звонить Таусенду, а решил заехать к нему лично. Все равно у меня накопилось немало дел в Блумтауне, так что загляну в полицейское управление по дороге.
– Сэр, – начал Ларример, подавая мне шляпу, – вы не могли бы…
– Что именно? – уточнил я рассеянно, и придирчиво рассмотрел себя в зеркале. Сегодня я решил не нервировать тетушку и выбрал скромный карий глаз.
Ларример смущенно кашлянул.
– Сэр, – снова заговорил он несколько сконфуженно. – Я прочитал в газете, что в записи появился Второй фортепианный концерт мистера Рахманинова…
– И вы хотите, чтобы я купил пластинку? – уточнил я, пряча веселье. Кажется, Ларример сделался записным меломаном!
– Да, сэр, – подтвердил он с достоинством. – Если это возможно, сэр!
– Почему нет? – пожал плечами я и пообещал: – Непременно заеду в музыкальный магазин. Если, разумеется, эта запись уже появилась в нашей глуши.
– Благодарю, сэр! – Ларример на радостях даже забыл всучить мне непременный зонтик и – небывалое дело – не напомнил, что джентльмену не подобает водить самому…
Дела мои, по большей части мелкие, удалось решить в рекордно короткие сроки. Больше всего времени потребовалось на визит к механику из-за барахлящего двигателя – не хватало еще, чтобы он заглох где-то на полпути из Блумтауна к дому тетушки! Погода стояла на диво мягкая и приятная, однако я не расположен к столь длительным пешим прогулкам.
Обзаведясь шестью пластинками с музыкальными новинками (надеюсь, Ларример оценит!), пишущей машинкой – давно мечтал освоить сей агрегат – и заказав новый смокинг, я добрался наконец до полицейского управления.
Констебль, которого я недолюбливал из-за пренебрежения к бедному Конно-идее, отчего-то обрадовался мне, как родному.
– Здравствуйте! – просиял он. – Вы к инспектору Таусенду?
– Да, – подтвердил я, несколько удивившись столь радушному приему.
– Он вас ждет! – провозгласил констебль торжественно.
– Хм, – только и ответил я.
Любопытно, неужели милейший Джордж осваивает ясновидение?
Провожатый мне не требовался – в последнее время я был частым гостем в полицейском управлении. Однако, распахнув дверь в кабинет инспектора Таусенда, я обнаружил у него посетителя, неприметного мужчину лет сорока в скромном твидовом костюме.
– Извините, – произнес я, собираясь закрыть дверь и обождать, пока инспектор освободится.
– Нет-нет, мистер Кин! – торопливо запротестовал инспектор. – Проходите, мистер Адамсон уже уходит.
Названный мистером Адамсоном недовольно скривился, но возражать не стал.
– Я зайду на следующей неделе! – пообещал он, и в его голосе мне почудилась угроза. – Узнаю, как продвигается расследование!
– Конечно, – согласился инспектор без особого воодушевления, и мистер Адамсон, бросив на меня не слишком приязненный взгляд (видимо, мое несвоевременное появление расстроило его планы), наконец удалился, сжимая под мышкой какой-то ящичек. Пахло от него как-то… странно.
– Здравствуйте, Джордж! – вспомнив о вежливости, произнес я, когда за ним закрылась дверь.
– Здравствуйте, Виктор. Присаживайтесь, – со вздохом облегчения предложил инспектор. – Как он мне надоел, этот Адамсон!
– А что с ним стряслось? – из вежливости поинтересовался я, опускаясь на ближайший стул.
– Да не поверите – мыши!
– Мыши?! – теперь уже всерьез заинтересовался я. – С каких пор полиция занимается грызунами?
– Вот и я говорю! – Таусенд экспрессивно рубанул воздух ребром ладони. – Нет, явился!
– Хм, – я склонил голову к плечу и попросил: – Если можно, расскажите подробнее.
– Да нечего там особо рассказывать. – Таусенд воровато покосился на дверь, потом извлек из ящика письменного стола бутылку коньяка, плеснул в стакан и залпом выпил. – Уф! Извините, Виктор, вам не предлагаю – вы за рулем.
