Каждому начальнику отдела, без исключения, чудилось, что им недостаточно выделяют финансов, что им недостаточно поставляют новейшую аппаратуру, а ведь его отдел на фирме самый важный, ведь они проводят самые нужные исследования. И во всем обвиняли Пакарда и Кэшона. И сейчас на них сыпался град колких шуточек и подковырок.
И еще две леди в белых халатах, две привередливые англичанки, миссис Кэрол Боумэн и Салли Клементс, как те наставницы и хранительницы своих подопечных девственниц в средневековом монастыре со знатной реликвией, магистры окультистских и медицинских наук, обводили строгим взглядом собравшихся в зале. Боумэн и Клементс восседали тоже на подмостках. В обязанность этих двух чопорных дам входило следить за ходом дискуссии, прерывать ее в тот момент, когда они посчитают нужным, чтобы не доводить того или иного индивидуума до рискованного состояния, до границы его умственных возможностей. Они знали о здоровье сидящих в зале всё. Их даже побаивался сам Перри Хименс.
Дик Ричардсон не переносил эти совещания. За два года работы в отделе «Мгновенные перемещения» фирмы Хименса он так и не привык к ним. После них чувствовал себя будто вывернутым наизнанку и выжатым. Единственным утешением было то, что подобные «коллективные сумасбродства», как он их именовал, устраивались редко, не чаще одного‑двух раз в месяц.
В зале присутствовала, по существу, элита фирмы, его, Перри Хименса, мозговой кулак, мощный неординарный привод. Но почти никто из них, возможно, кроме Гарфи Грорэмана, Пакарда, Кэшона и Дика, не ведал, да и не очень‑то и стремился к тому, откуда и каким образом поступают в лабораторию субсидии на научные исследования. На текущем счету фирмы в банке «Ферст нэшнл сити банк оф Нью‑Йорк» деньги пока еще были. Пока еще.
— Слыхали скабрезную новость? Гэлвин увел у сенатора Макдональда его молодую жену и сбежал с ней на Марс! — возмущенно произнесла миссис Клементс.
— Неслыханная дерзость и невоспитанность! Вот к чему приводит современная мораль, — поддержала ее миссис Боумэн.
Их лица покрылись розовыми пятнами. Зал и себе заволновался, зашумел, как растревоженный улей. Молодые ученые одобряли поступок Гэлвина, признанного всем миром специалиста в исследовании космоса, пожилые же брюзжали, осуждая его. С антресолей — он уже успел подняться к Гарфи и отдать какие‑то распоряжения — спускался Роберт Даген, импозантный, уверенный в себе.
— А вы помните, миссис Клементс, — обратился он, повернувшись всем корпусом к аристократической леди, — как фантасты прошлого века рисовали наше будущее? Как они представляли себе нашу мораль? Особенно — русские утописты и идеалисты?
— Мне некогда читать всевозможную белиберду! — парировала та, еще больше покрываясь красными пятнами.
— Если вы имеете ввиду писателя Н. Ефимова, уважаемый Даген, то он вовсе и не был идеалистом. Он был ученым, не то земледельцем, не то радиофизиком. И написал он прекрасные книги. Их и сейчас еще читают, — вмешалась Джун и тут же скорчила обиженную мордашку, надув губы. — И он сочинял не утопии, а это, как ее…
— Ну, ну, Джун! — подошел к ней Даген, — смелее, смелее! Что же вы замолчали? Я вам подскажу. Он занимался экстраполяцией. Ефимов провел борозду схожести от своего общества к будущему, натурально, подправив его по своему субъективному убеждению. И это и не удивительно. Ведь они тогда все предсказывали скорую гибель нашей системы, кричали в один голос, что похоронят нас, все люди братья, пролетарии объединяйтесь! Хо‑хо‑хо!.. Ну, почти как наши нагло‑экстремистские круглики. Эти бунтовщики, которым наплевать на интересы нашей нации.
— Подбирайте более точные слова, Даген! — сказал Грегори Волкер.
— Виноват, мой друг. Совсем забыл, — Даген контральто засмеялся.
— Какой вы, однако, Даген, злючка, — Джун отвернулась от него. Наклонив величаво голову, Даген жеманно взял руку Джун и поцеловал и тут же спросил:
— Сколько у вас в доме роботов, Джун?
— Роботов?… Зачем вам, Даген, мои роботы?
— А все же?
— Четыре. Квартиру нужно же кому‑то убирать. За покупками ходить. Готовить, стирать, подстригать траву в садике, следить за порядком…
— И ваши роботы не обижаются на вас? Не проявляют свое недовольство? Ведь вы их эксплуатируете.
— Не‑ет… Куда это вы клоните, Даген? — Джун растерянно взглянула на Ленга, прося глазками помощи, если этот зануда‑психолог еще задаст ей каверзный вопрос.
Все притихли, ожидая, что скажет Даген. Его здесь почти все опасались. Он числился знатоком человеческих душ и был непревзойденным полемистом и спорщиком.
— Довольны, значит? — процедил Даген. — Всем довольны? Не возмущаются?… Вот видите, Джун, этим все и сказано! И у вашего любимого фантаста, у Ефимова, в его «Зареве Андромеды» такие же люди будущего! Всем довольны, херувимчики, никто не желает жены ближнего, никакой преступности!..
Аплодисменты согласия раздались в зале. Даген продолжал развивать свою мысль:
— Только роботы могут быть всем довольны. А человек — на то он и гомо сапиенс — всегда чем‑то недоволен, всегда ему чего‑то не хватает, всегда он что‑то ищет, творит, ошибается. Но этим он же и хорош, наш злой, добрый, скупой, щедрый, честолюбивый, самоотверженный, ипохондрический, самоуверенный, часто рефлектирующий человек. У всех нас, в отличие от роботов, имеются нервы… И у вас, милая Джун, они есть… Вот, кстати, интересно, где вы будете в день «Т»? Как ваши нервишки, крепки ли?
— Причем здесь день «Т» и русский писатель? — удивился Ленг Мун, подымаясь, словно собираясь закрыть своим телом слабенькую Джун от натисков этого настырного психолога. — Русский ученый никакого отношения к нашей «Вдовушке» не имеет!
— Э, не скажите, не скажите! — завыл нейрофизиолог Эрик Тэйт, вскакивая и подбегая к ним. — Ученые всегда имеют самое прямое дело с достижениями науки. Разве не они, не мои далекие во времени коллеги в Германии, придумали о зависимости человеческого настроения от формы черепной коробки? Они! А что потом вышло? Одна раса начала превозносить себя до небес. Других начали считать неполноценными, отправлять в газовые камеры! Так что тут я с вами, Джун, не согласен. И с вами, юный наш математик, тоже. Ученый, даже если это и не его поле деятельности, за многое отвечает. За многое!
— Нас перебили, дорогая Джун. Вы так и не ответили на мой вопрос, где вы будете встречать день «Т»?
Мы с Ленгом заказали билеты в горный заповедник Колорадо… Я давно намеревалась отдохнуть там с денек, побродить по глубоким пещерам этого плато. Там, говорят, чуднейшие гроты, изумительные сталактиты, вырастающие прямо с пола пещеры, а сверху свисают бриллиантовые сталагмиты. Или наоборот. Я их всегда путаю. И еще мне говорили, что там очень целебный микроклимат. А у меня, вы наверно знаете, кашель давно не проходит, — Джун деланно закашлялась, краснея и тушуясь.
