чтобы возбудить дело об изнасиловании.
– Но она-то почему согласилась? Как вы ее заставили? А может, – он отвернулся от экрана и взглянул на Кэти, – это и вправду изнасилование?
– А ты, Лейни, включи звук и послушай. Послушай, что ты там говоришь. Это прольет свет на побудительные мотивы…
– Нет, – почти испугался Лейни. – Я не хочу это слушать.
– Ты, Лейни, всю дорогу говоришь об ее отце. Бывает, конечно, всякая зацикленность, но чтобы вот так, безостановочно бормотать о нем в процессе жесткого, напряженного пропихона в Роттердам…
Вскакивая на ноги, Лейни зацепился за кресло и чуть не упал. Где же тут это проклятое ручное управление? Ладно, хрен с ним, можно выдрать провода сзади. Один, другой… На третьем проводе экран погас.
– Поставил, значит, на «Ло/Рез», Лейни? Рок-н-роллу захотелось? Вот уж никак не ожидала.
– Ты бы сказала, Кэти, прямо, что тебе от меня нужно?
Ослепительная улыбка. Точно такая же, как тогда, при приеме на работу.
– Можно, я буду называть вас Колин?
– Иди ты на хрен, Кэти.
Сухой, короткий смех.
– Похоже, Лейни, что мы прошли полный круг.
– Это в каком же смысле?
– Можешь считать, что я интервьюирую тебя на предмет приема на работу.
– У меня есть работа.
– А мы, Лейни, предлагаем тебе еще одну. Ну можешь же ты подхалтурить на стороне?
Лейни вернулся к своему креслу. Сел, со всей возможной осторожностью. И задохнулся от боли.
– Что это тебя так корежит?
– Ребра. Больно. – Он кое-как нащупал более или менее приемлемую позу.
– Ты подрался? Это что там, кровь?
– Я поужинал в клубе.
– Это Токио, Лейни. Здесь не дерутся в клубах.
– Так это действительно она, его дочка?
– Без всяких сомнений. И она с радостью расскажет в «слитскановской» программе всю правду. Как некий тип, по пятам преследовавший ее великого, любящего папочку, вовлек ее самое в мерзкие, садистические игры. К слову, об этом самом папочке. Он с того времени сильно переменился. Теперь он наш.
– Но почему? Почему она это делает? Он ей, что ли, приказал?
– Почему? – Кэти смотрела на Лейни почти с состраданием, словно опасаясь, не повредился ли он заодно и в уме. – А потому, что она тоже актриса. Молодая, ищущая известности. Шанс. Ты понимаешь, что это такое – шанс? – В ее взгляде вспыхнула надежда, что заторможенный мозг Лейни хоть со скрипом, но сдвинется с места.
– Так что, это самое и будет ее шансом?
– Шанс, – поучительно сказала Кэти Торранс, – это шанс это шанс. И ты знаешь одну вещь? Я ведь стараюсь. Я очень стараюсь дать шанс не ей, а тебе. Вот сейчас, здесь, я пытаюсь дать тебе шанс. И даже не первый, правда?
Пиликанье телефона.
– Поговори, а то ведь всполошатся, – сказала Кэти, подавая ему белую кедровую плашку.
– Да?
– База данных о деятельности фэн-клубов. – Ямадзаки. И чего ему не спится? – Вам нужно войти в нее прямо сейчас.
– Где вы находитесь?
– В гостиничном гараже. И машина наша здесь.
– Послушайте, я тут сильно не в форме. Нельзя это малость отложить?
– Отложить? – ужаснулся Ямадзаки.
Лейни повернулся к Кэти Торранс. На ней было что-то черное и достаточно длинное, чтобы скрыть татуировку. А волосы вроде покороче.
– Я немного соберусь с духом, а потом сразу к вам. Не закрывайте, я быстро. – Он положил трубку, не дожидаясь ответа.
– О чем это вы?
– Сиацу.
– Врешь.
– Зачем ты пришла, Кэти? Что тебе нужно?
– Он. Мне нужен он. Я хочу получить внутреннюю информацию. Я хочу знать, что он делает. Я хочу знать, о чем он думает. Пытаясь взять на болт эту софтверную щель.
– Не на болт, а в законные супруги.
– Не надо. – Она уже не улыбалась. – Не надо поправлять меня, Лейни.
– Ты хочешь, чтобы я за ним шпионил.
– Проводил исследование.
– Не сри мне на мозги.
– Это же твоя профессия.
– Я узнаю что-нибудь для вас полезное, и вы тут же захотите, чтобы я его подставил.
Улыбка. Лейни на мгновение показалось, что Кэти хочет ему подмигнуть.
– Ну не будем забегать так далеко вперед.
– А что я получу?
– Жизнь. Жизнь без позорного клейма. Жизнь, в которой никто не будет считать тебя маньяком, зверски терзавшим смазливую дочурку объекта своей мании. Жизнь, в которой почти никто не будет знать об этом фармацевтическом кошмаре, дико и бесповоротно сдвинувшем твою психику. Неужели мало?
– А как же она? Дочка? Получится, что она делала все это с этим вашим Хиллманом за так, для чистого удовольствия?
– Тебе выбирать, Лейни. Поработай на нас, добудь, что мне нужно, и мы скажем ей: извини, такая уж тебе непруха.
– Так просто? И она будет молчать в тряпочку? После того, что вы с ней сделали?
– Если она хочет сохранить хоть малейшую надежду на продолжение своей карьеры – да.
В комнате повисло молчание.
– Это не я, – сказал Лейни, морщась от нового всплеска боли. – Это морф. Если я докажу, что это морф, я смогу подать на вас в суд.
– Да неужто? И ты это осилишь? Суд ведь затянется на много лет. И совсем еще не факт, что ты его выиграешь. У нас, Лейни, есть и деньги, и прекрасные юристы, и опыт обращения с такими проблемами.
В дверь позвонили.
– Сиди, – сказала Кэти, – это ко мне.
Она встала, тронула кнопку охранного экрана, и Лейни увидел через обтянутое черным плечо кусок какого-то мужского лица. Дверь открылась. В комнату вошел Райс Дэниелз, без почему-то своих вечных темных очков.
– Вот, Лейни, – сказала Кэти, – Райс теперь тоже с нами. Если бы не его помощь, нам пришлось бы еще долго разбираться с твоей биографией.
– Так что там, Дэниелз? – спросил Лейни. – Обломилась ваша бестормозная затея?
Дэниелз сверкнул полным комплектом безукоризненно белых зубов.
– Я уверен, Лейни, что мы еще поработаем вместе. Надеюсь, у вас нет никаких претензий по нашему прошлому сотрудничеству.
– Да какие уж там претензии.
– Позвони мне. – Кэти протянула Лейни белую карточку с аккуратно выведенным номером. – Завтра, до девяти. Оставь сообщение. Да или нет.
– Даешь мне шанс?
– Так интереснее. Я хочу, чтобы ты подумал. – Она поддела пальцем уголок воротника его рубашки. – Шаг строчки.
А затем повернулась и вышла. Дэниелз последовал ее примеру. Не прощаясь.
Лейни сидел и смотрел на закрывающуюся за ними дверь. Может, долго, а может, и нет. Пока не запикал телефон.
Терпеливый Ямадзаки начинал проявлять нетерпение.
– Мы должны атаковать.
Чтобы подчеркнуть последнее слово, Сона Роса превратилась в пылающий, ацтекский череп. Все они, включая Гоми-боя, снова находились в комнате Масахико – месте
