— И ты тут, Ранье, — грозно произнес герцог по-керториански. — Не внял, значит, моему предупреждению! Смотри — если кто-нибудь из вас сделает еще один шаг…
Дослушивать оказалось некогда, потому что Реналдо тем временем сделал не один шаг, а целых два, остановился перед дверями, ведущими внутрь станции, встряхнулся, вцепился руками в створки в месте стыка и одним усилием раздвинул их, ломая к чертям блокирующий механизм (вот это уже был фокус, мне, к слову сказать, раньше не удававшийся). Открыв проход, герцог, не колеблясь ни мгновения, двинулся дальше, и нам с майором ничего не оставалось, как последовать за ним и выйти в маленький круглый зал, из которого исходило полдюжины коридоров. Здесь Реналдо задержался ровно настолько, чтобы в свою очередь вытащить из кармана небольшое устройство — очевидно, простейший датчик, воспринимающий тепловое излучение, — а затем уверенно зашагал по одному из центральных коридоров в глубь станции, продолжая крушить все преграды на своем пути…
Конечно, система внутренней связи работала не только в шлюзе, но и повсюду на станции, и Вольфар пользовался ею вовсю. Его голос, то затухая, то усиливаясь, неотступно преследовал нас, но я, признаться, не особенно к нему прислушивался. Пока он говорил, Гаэль была жива, а что до остального… Возможно, в иной момент его направленные ко мне требования немедленно остановиться просто заставили бы меня посмеяться. Ну хорошо, я бы мог встать и вытянуть руки по швам, но Венелоа!..
Спеша вслед за ним, я был вынужден признать, что, несмотря на удавшийся финт с порталом, качественного изменения ситуации не добился — мы по-прежнему катились прямиком к финалу, где меня поджидали два трупа: Вольфара и Гаэли!.. Кто же мог остановить живой танк, даже не сбрасывавший скорость перед очередной дверью? Уилкинс? Он шел рядом, явно находясь в состоянии повышенной боевой готовности, но инициативы в такой ситуации от него ждать не приходилось, а приказать застрелить Венелоа язык не поворачивался (да еще и выйдет ли!..). Я? Ну, по крайней мере попробовать стоило. Я стал озираться на ходу, выискивая то, что мне могло пригодиться, пока не обнаружил нужную вещь на одной из стен. Пришлось немного притормозить.
Когда же я снова догнал их, момент уже приближался к критическому: во все еще не умолкавшем голосе Вольфара явственно слышались истерические нотки… И тут мы вновь вышли из паутины коридоров в небольшой зал, посреди которого Реналдо на мгновение замер, сверяясь с прибором. В уши мне ударил истошный вопль Вольфара:
— Останови его, Ранье!
И я шагнул вперед…
М-да. Ты можешь быть сто раз керторианец и еще сто раз богатырь, но, когда тебя внезапно изо всех сил бьют по затылку, приходится терять сознание. Особенно если бью я. И к тому же толстенным металлическим прутом, выломанным из вентиляционной решетки… Реналдо не нашел действенных контраргументов против этой теории, как подкошенный рухнул на колени, пошатнулся и наконец растянулся на полу во весь рост.
Когда герцог падал, датчик теплового излучения выпал из разжавшихся пальцев, и первым делом я нагнулся его подобрать. Да, судя по размеру пятна, обозначавшего источник тепла прямо впереди, я действительно остановил Реналдо в последний момент… «Возможно даже, что Вольфар находится попросту за ближайшей дверью!» Стоило мне так подумать, как эта самая дверь распахнулась, и изнутри донесся крик Вольфара, уже не нуждавшийся в усилении системой вещания:
— Теперь можешь заходить, Ранье!
Я слегка оцепенел, и в этот момент Уилкинс все-таки проявил инициативу. Перескочив через распростертое на полу тело Реналдо, он рванулся к двери, на ходу хватаясь за кобуру.
— Нет! — заорал я во всю силу легких, но Уилкинс уже прыгнул в проем практически головой вперед, приземлился на правое плечо, красиво перекувырнулся, замер на одном колене с бластером в вытянутых руках и крикнул:
— Я держу его!
«Держишь — так стреляй!!!» — В ярости я размозжил датчик об пол и не торопясь пошел к двери, отлично зная, что сейчас увижу…
Ну, тут трудно было ошибиться. Едва войдя в комнату, являвшуюся, видимо, постоянным кабинетом Вольфара, я сразу убедился в своей правоте: Уилкинс держал его, а он — Гаэль…
Да, герцог Per, представший наконец моим глазам, стоял ярдах в пяти от нас, рядом со своим рабочим столом, и держал Гаэль за талию правой рукой. В левой же у него был здоровенный кинжал, приставленный острием точнехонько к сердцу девушки. Глаза Гаэли были открыты, но она явно была одурманена одним из тех дьявольских снадобий, которыми был напичкан «Бантам».
В общем, получилась точная копия моей излюбленной жизненной ситуации. Той самой, о которой я рассказал Гаэли незадолго перед тем, как ублюдок ее похитил, и на которую ублюдок намекал мне в своем письме. И я даже отвернуться не мог, словно прикованный к светлым глазам Вольфара, в которых читалось нечто весьма схожее с торжеством!..
— Что теперь, Ранье? — с улыбкой поинтересовался мой враг: он даже не считал нужным встать так, чтобы представлять минимальную мишень для выстрела.
«Эх, надо было тебе сразу стрелять, майор…» — с тоской подумал я. Но Уилкинс ничего не знал о моих трудностях и только гадал, наверное, про себя, чего это я медлю?!
— Что ты предлагаешь? — спросил я.
— Ничего нового, — он осклабился еще шире. — Просто убирайся отсюда, Ранье! И все!
— Я не смогу еще раз открыть портал, — возразил я. Но ответ был у него готов:
— И не надо. Отдай портал мне. Я его для вас открою — и проваливайте!
Да. Конечно. Отдать портал. Уйти. Рассчитаемся в другой раз. При более благоприятных обстоятельствах…
— Я держу его, герцог! — напомнил мне Уилкинс, не догадывавшийся о содержании нашего диалога — тот шел по-керториански…
И я приказал:
— Стреляйте, майор!
Он нажал на курок быстрее, чем завершилась моя отрывистая команда. Но недостаточно быстро — Вольфар уже начал реагировать! В его мгновенно распахнувшихся глазах пронесся смертельный ужас, левая рука судорожно дернулась…
В следующее мгновение они оба повалились на пол, и я с холодеющими внутренностями понял, что все равно смотрю на два трупа: снайперский выстрел Уилкинса разнес Вольфару полчерепа, но и кинжал по самую рукоять сидел в груди Гаэли!
Обычно в такой момент полагается сойти с ума или хотя бы упасть в обморок, но со мной этого как-то не случилось, — право же, почел бы за счастье!.. Но мне пришлось развернуться и уйти восвояси.
Двигался я, правда, так медленно, словно каждая нога весила добрую тонну, поэтому окрик Уилкинса застал меня еще на пороге. А кричал он:
