— Объявите, что едете в клинику, — сказал вождь. — Выберемся пораньше, до того, как Президент двинется с Рублевской дачи в Кремль. Так мы и застанем его дома. Организую, чтобы он задержался, понимаешь, на часок.
— Когда и где вас забрать? — осведомился председатель.
— На развилке жду вас ровно в восемь… Там, где поворачиваете направо, в Одинцово. А мы повернем, понимаешь, налево.
Так оно и случилось.
Утром Володя Беликин заехал за писателем, тот уже спустился и ждал его, прикрыв глаза темными очками — подарком Михаила Лавриченко в Буэнос-Айресе. Проскочили Лайковскую проходную, и тогда председатель сказал:
— Остановишься, Володя, на повороте. Рублевской дорогой поедем. А пока нужного товарища подберем.
Неразговорчивый Беликин молча кивнул.
Утро было солнечным, день обещал оказаться теплым. Писатель нарядился в полевую, с разводьями форму морских пехотинцев. После февральского визита в Севастополь он часто надевал то черную, то камуфлированную робу десантника, входил, понимаешь, в образ.
Каково же было его удивление, когда рядом с постом ГАИ Станислав Гагарин увидел вождя, облаченного в точно такую же форму!
— Охрану не переполошим? — спросил писатель товарища Сталина, когда тот привычно, с достоинством умостился на переднем сиденье. — Мне говорили, что по Москве в форме морской пехоты только комитетчики разгуливают.
— А кто мы с вами, если не чекисты? — задорно отозвался, улыбаясь, Иосиф Виссарионович. — Это однозначно, понимаешь… Правда, товарищ Крючков не уполномочивал товарища Сталина на подобную акцию. Но то, что мы делаем с вами, разумеется, прерогатива Комитета, понимаешь. Как вам писалось вчера?
— Так себе, — ответил Станислав Гагарин. — Внук у нас гостюет. Лев Николаевич. Елена ведь второго принесла, Данилку. А Лева весьма шустрый парнишка! Вера Васильевна с ним извелась… Писать приходится урывками, в Голицыне. Правда, вчера совершенно кстати раскрыл том Шеллинга и перечитал «Философские исследования о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметов».
— И что вас там, понимаешь, заинтересовало? — спросил вождь.
— Вечная проблема — Добра и Зла… Известно, что свобода, как таковая, включает оба понятия. Получив некую свободу с началом перестройки, мы довольно быстро убедились, как ею, свободой, а также производными от свободы — гласностью и плюрализмом — можно действовать в интересах и во имя зла.
— Так, — согласился товарищ Сталин.
— Поэтому Шеллинг утверждает: если действительно зло допускается, то в этом случае зло необходимо поместить в человеческую волю, а сие полностью разрушает понятие всесовершеннейшего существа. Можно, разумеется, вообще отрицать реальность зла, но тогда одновременно исчезает и реальное понятие свободы.
— С другой стороны, — подхватил вождь, — если допустить наличие хотя бы отдаленной, даже чисто символической, понимаешь, связи между Богом и человеком, если хоть как-то поведение твари дрожащей зависит, понимаешь, от Бога, а по теологии это безусловно, и это, разумеется, при наличии свободы; то Бог необходимо, по Шеллингу, являет себя источником зла.
— Попустительство действиям полностью зависимого существа, а по христианской тезе суть раба Божьего является соучастием в подобных действиях, — заметил Станислав Гагарин. — Сие альфа и омега юриспруденции… Существует и установка, по которой все положительное в нас от Бога. И поэтому, если принять, что во зле присутствует нечто положительное, то оно также идет от Бога.
— Не запутались еще? — сочувственно спросил Иосиф Виссарионович. — На это вам можно возразить: положительное в зле, в той степени, в каковой оно, понимаешь, положительно, есть добро. И тогда зло не исчезает, но, увы, и не объясняется. И Шеллинг здесь вопрошает: ибо если сущее в зле есть добро, то откуда берется то, в чем есть это сущее, именно базис, который, собственно, и составляет зло?
— Мы-то с вами неплохо знакомы с базисомзла, — заметил писатель. — Знаем, кем, как и на чем формируется он. Вот и сейчас едем, чтобы подорвать злую основу.
— Верно, — согласился вождь. — Но известно ли это кому-нибудь, кроме нас? Знает ли в чем корень зла этот славный, понимаешь, парень, водитель «Отечества» Владимир Беликин?
— Володя, — спросил Станислав Гагарин, — скажи нам: в чем корень зла?
— В ломехузах, — не задумываясь, ответил Беликин.
Иосиф Виссарионович откинулся на спинку сиденья и от души характерно рассмеялся.
— Сказывается, понимаешь, выучка, — проговорил товарищ Сталин. — Молодец, Владимир! Но внимание: мы приближаемся… Поверни, товарищ Володя, еще раз и метров через триста затормози. Дальше пойдем с твоим шефом пешком.
Шли молча, и чтобы скрыть от самого себя естественное волнение — не каждый день идешь незваным гостем на дачу Президента, писатель снова вспомнил слова Шеллинга о том, что положительное, идущее от Бога, есть свобода, сама по себе равнодушная к злу и добру.
«Подобно тому, как и в том, что декларировал Президент шесть лет назад, — подумал писатель, — не было ни злого, ни доброго. От нас зависело, какую сущность обретет дарованная им — или придуманная ломехузами? — перестройка. Увы, силы зла едва не одолели потенциальное добро, сейчас они готовы уничтожить автора первичного толчка. Есть ли в этом диалектическое начало? Сомневаюсь…»
— Ваша попытка вывести свободу из Президента не может быть признана верной, — вслух возразил читающий мысли писателя Иосиф Виссарионович. — Если свобода есть способность к злу, то корень ее не может быть отнесен к Президенту, ибо намерения его были абсолютно, видимо, иными. Избегайте искушения прибегнуть к дуализму! Недаром ваш Шеллинг предостерегает: система дуализма, которая мыслится как учение о двух абсолютно различных и независимых друг от друга началах, есть лишь система разорванности и отчаяния разума.
— Да уж, — ворчливо согласился Станислав Гагарин, — чего-чего, а разорванности сознания и отчаяния души у нас в избытке. Порою думаешь: не заболел ли русский народ массовой шизофренией? До сих пор верить бестолковым популистам-петрушкам, которых выпускают на трибуны опытные махинаторы — это, знаете ли, надо уметь… Очнитесь, русские люди! Прозрейте, мать вашу туда и сюда, соотечественники…
— Коллективный психоз, — вздохнул Иосиф Виссарионович. — Один Кашпировский чего стоит. Будем надеяться, что Президент не смотрел по телевидению те чудовищные, понимаешь, свидетельства падения человеческого духа. Уверен: Президент запретил бы глобальное одурманивание легковерных сограждан. Хватит с них и уральского, понимаешь, балаганного царя-батюшки.
