Я решил добираться до дома пешком. У меня не было ни малейшего желания ни ехать на метро, чтобы снова оказаться глубоко под землей, ни садиться в автобус, где на меня будут коситься из-за порванной одежды.
Я дошел до площади Виктора Гюго. Под шум мусоровозов наступало утро. Первые машины отъезжали в ореоле солнечных лучей. Я вышел на площадь Звезды. Здесь под безоблачным небом переливалась Триумфальная арка. Вдали угадывался Вечный огонь у Могилы Неизвестного солдата. А разве я сам не неизвестный солдат? Маленький, безымянный, потерянный шизофреник, заложник нелепых условностей, подобно тысячам других принесенный в жертву безумию тысяч наполеонов. Я закурил, пересек широкие проспекты и добрался до конца авеню Ош. Там я вошел в парк Монсо. В этот ранний час он был еще пуст.
Казалось, деревья раздуваются, словно легкие города, делающие первый вдох. Я прошел через парк и наконец вышел на улицу Миромениль. Остановившись перед своим домом, я почувствовал, как постепенно спадает напряжение. Я вернулся. Сюда, к своим корням. И я почти успокоился.
Открыл тяжелую дверь подъезда, поднялся по лестнице и вынул ключ из кармана. Вставил его в замочную скважину. И тут с изумлением обнаружил, что дверь не заперта. Я нахмурился. Неужели, выходя, я забыл ее закрыть? Ну да. Конечно. Я уходил так поспешно, в таком взвинченном состоянии… Удивляться тут нечему…
Но, войдя в гостиную, я сразу же понял, что дело совсем не в этом.
Кто-то перерыл всю квартиру.
Дневник, запись № 109: Майя.
В индуистской философии существует понятие, очень близкое к тому чувству неприкаянности, которое я испытываю. Не то чтобы я страдал от одиночества, но, когда стоишь перед пропастью, лучше не быть одному.
«Майя» означает иллюзию физического мира. Она — та часть этого мира, которую мы можем воспринимать, но не сама реальность. Согласно этой философии, та Вселенная, которую мы видим, всего лишь частичное отражение реальности. Сама же она сокровенна, скрыта и недоступна для нас. Трансцендентальна.
Я словно дитя, которое пытается приподнять покров. Я ободрал себе все ногти, доскребаясь до реальности.
Просторная белая гостиная моих родителей была перевернута вверх дном. Можно подумать, что землетрясение разметало все вокруг. Ящички комода и фламандского секретера открыты, и все их содержимое вывалено на пол. Мусорные корзинки опрокинуты, диванные подушки разбросаны по всей гостиной. Кое-как свернутый ковер отодвинут в сторону. Весь пол вперемешку засыпан книгами, бумагами, безделушками, ручками, тряпками. Низкий столик разбит; тысячи крохотных осколков разбросаны повсюду. Пять или шесть пепельниц, которые я вечно оставлял где попало, валялись посреди разгрома.
Я застыл с открытым ртом. Протер глаза, пытаясь поверить в увиденное. Ограбление? Конечно же нет. Это было бы слишком большим совпадением. Несомненно, это связано с тем, что со мной случилось. С теми двумя типами, которые гнали меня через весь город. Во что только я вляпался?
У меня опустились руки, с перекошенным лицом я прошел вперед. Осторожно заглянул в родительскую спальню — ведь, возможно, незнакомцы еще в квартире. Комната была в таком же плачевном состоянии. Неузнаваемая. Я двинулся дальше, на этот раз в свою комнату. Ее постигла та же участь. Похоже, ей досталось больше всего. Кровать стояла на боку, словно костяшка домино. Все мои книги, словари свалены перед книжным шкафом, так что образовалась белая гора, готовая обрушиться. Одежда раскидана по полу или брошена на кресло.
Я выругался. Мои книги. Бедные мои книги.
Вернувшись на середину гостиной, я подобрал там и сям кое-какие предметы, словно хотел убедиться, что это не сон. Поднял торшер, который мешал мне пройти, и в эту минуту краешком глаза заметил на другом конце гостиной нечто, от чего кровь застыла у меня в жилах.
Потрясенный, я выпрямился. Нет, я не ошибся. Там, посреди стены, прямо под картиной, сверкнул стеклянный объектив. Потайное око камеры слежения, установленной впопыхах и даже почти не замаскированной. С вытаращенными глазами я застыл прямо напротив объектива, не в силах пошевелиться. Потом во внезапном приступе ярости и страха направился к этому наглому соглядатаю и вырвал его. Вдоль картины свесился провод, и крохотная камера упала на пол.
Я не верил своим глазам. Камера! У меня дома! В моей квартире установили камеру слежения! В моей гостиной! Должно быть, это просто галлюцинация. Параноидальный бред. Мне необходимо взять себя в руки, рассуждать здраво. Совершенная нелепость. Дичь какая-то.
Я закрыл глаза и снова открыл. Но камера никуда не девалась. Черная коробочка по-прежнему валялась у моих ног.
В ярости я раздавил ее каблуком. С резким треском она развалилась на куски. Я потянул за торчавший из нее черный шнур и проследил его направление. Оказалось, что он связан с телефонной розеткой. Я выдернул его, не веря своим глазам. Потом повернулся и бросился в свою комнату.
Бежать. Срочно бежать. Галлюцинация это или нет, больше здесь нельзя оставаться ни на минуту. Не то я свихнусь окончательно!
Если это не очередное порождение моего больного мозга, тогда те, кто установил камеру в моей квартире, вот-вот заявятся сюда. У меня не было ни малейшего представления ни о том, что им от меня нужно, ни о том, кто они такие. Но мне совершенно не хотелось познакомиться с ними поближе.
Надо убираться отсюда как можно скорее, захватив лишь самое необходимое. Вернувшись в свою комнату, я вытащил из-под письменного стола старый рюкзак, торопливо запихнул в него кое-какую одежду, а потом сунул туда же деревянную шкатулку, в которой я со своей паранойей всегда хранил немного наличных — чтобы хватило на несколько дней, а то и одну-две недели. Оружие? Его у меня не было. И все-таки я прихватил большой швейцарский нож, валявшийся у меня на столе. Задумался. Что еще взять? Самое дорогое, что у меня есть: записные книжки.
Внезапно в голове промелькнула мысль, что грабители приходили за ними. В панике я бросился к изножью перевернутой кровати. Трясущимися руками приподнял две паркетные половицы, под которыми обычно прятал дневники. И с облегчением вздохнул. Они все еще были там. Все. Я вынул их и убрал в рюкзак.
В ванной я торопливо собрал туалетные принадлежности и лекарства и как попало сунул их в рюкзак. Напоследок окинув взглядом квартиру и не медля больше ни секунды, вышел на площадку. Захлопнул за собой дверь и по служебной лестнице бросился вниз.
