Мир рванулся навстречу, приближенный двенадцатикратной оптикой. Прямо перед носом стволы деревьев, покрытые грубой коричневой корой. Пожалуй, похожи на сосны. Но не сосны — ветки кроны густо облеплены короткими иголками, на концах круглые зеленые шишки. Между «сосен», теснились другие деревья, поменьше, одни с пирамидальными кронами, а другие вообще похожие на пальмы, с копной длинных листьев на верхушке ствола.
Все это сливалось в сплошной зеленый ковер, который на самой границе видимого, поднимался к невысоким черным горам.
* * *
— Вы мне вот скажите, — раз за разом риторически вопрошал Марек, когда они, в милицейском бобике, мчались обратно в институт, — мы на Земле, или где? Вот тряска… — машина подпрыгнула на колдобине, — от земной не отличается.
— Лучше будем считать, что мы на Земле! — сказал ему Илья. — Помнишь, как в Кин-Дза-Дза? Солнце здесь, значит Ашхабад там…
— Да уж… — сказал Марек, — отошли на минутку и затерялись в песках… вернее, в лесах.
Они въехали на площадку перед институтом, где их встретили вопрошающие взгляды, остававшихся там людей.
— Пока что господа и дамы, — объявил Марек, выходя из машины — ясно только, что ничего не ясно! Могу подтвердить: там, где мы были, действительно небольшой обрывчик, а дальше лес… Не плачьте женщины! Обождите пока!
Женская часть населения действительно подозрительно шмыгала носами, некоторые начали всхлипывать. Мужчины, наоборот, начали возбужденно галдеть, на разные лады, повторяя уже навязшие в зубах тезисы, про обрыв, лес и море. Кто-то высказывал нелепые предположения об их месте нахождения, кто-то странные способы спасения из создавшейся ситуации.
— Ну вот… — разочарованно сказал Марек, — Товарищ прапорщик, пора брать контроль в свои руки, как считаешь?
Николай пожал плечами и полез на подножку "уазика".
— Тихо, граждане! Па-апрошу без паники!
К Илье протиснулась Анюта, дернула за руку.
— Ну?! Чего там?
— Марек же сказал… обрыв, лес какой-то чудной…
— Задолбали вы уже все, со своим обрывом и лесом! — зло перебила его девушка. — Еще что-нибудь можешь сказать?
Илья нервно шмыгнул носом и терпеливо продолжил:
— …а дальше горы. Километров двадцать до них… Ну, пошли мы вдоль кромки обрыва… — он покосился на Анюту, та молча слушала, — пару километров прошли, все одно и тоже… Мужики хотели по стволам вниз спуститься, уговорили пока этого не делать. Надо в Институте веревок взять… Что еще… Охотники там были… двое человек. Они обещали пройти вдоль всего края, посмотреть, что там и как. Кто-то самостоятельно уже поперся. В общем, приедут… тогда может чего-нибудь прояснится. Люди мерили по спидометру — Институт от того края, где мы были, примерно в полутора километрах. А вот в противоположную сторону гораздо больше! Сколько точно, никто не знает, потому что прямой дороги туда нет. А вообще… — Илья с неодобрением оглянулся на шумящее толковище, — как-то уже надо налаживать жизнь. А то людишки, глядишь, скоро друг на друга кидаться начнут. Давай, прими участие — иди вон, дамочек своих, успокаивай.
— Ага!.. — Анюта вытерла рукавом кофточки вспотевший лоб, — Успокаивай… Тебе легко сказать… Это у тебя ни котенка, ни ребенка, а у людей семьи дома остались.
* * *
Дневник Майи 18.03.200…
"Сейчас, десять часов утра, солнце уже высоко и заметно пригревает. Я, сижу на диванчике в вестибюле Института и пытаюсь вести записи в дневнике. Когда папа посоветовал мне завести дневник, он сказал, что это дисциплинирует и приучает держать в порядке, не только дела, но и мысли. Когда записываешь их на бумагу — зачастую находишь ответы на самые разные вопросы в своей жизни. Правда, за последнее время произошло так много всего, что ни о каком порядке и речи быть не может. Впрочем, отвлеклась.
Вчера ночью, мы попытались прорваться сквозь эту странную завесу, но уже через десяток метров туман стал таким плотным, что не стало видно вообще НИЧЕГО. Одна ледяная серая мгла. Нервы у таксиста не выдержали, и он, кое-как, даже не разворачивая машины, чтоб не потерять направления, задним ходом попятился обратно. В какой-то момент, мне показалось, что ехать назад так же безнадежно, как и вперед. Я уже была близка к отчаянью, но тут послышались голоса людей, и мы выбрались обратно на дорогу.
Сейчас-то я понимаю, как нам повезло, что вовремя струсили и вернулись. Оказались бы посмелее — свалились с обрыва!
Потом все ломанулись к Институту. Ну и мы тоже. В толпе не так страшно. Припарковались на институтской стоянке. В итоге, переночевали в машине. А куда деваться, Институт заперт.
Мороз стоял неимоверный, как на Северном Полюсе, или еще сильнее, как на Южном. Таксисту, чтобы нам в конец не замерзнуть, каждые пятнадцать минут приходилось заводить двигатель.
А среди ночи по крыше такси застучали капли — стал таять снег с берез, насаженных вокруг институтского двора. Утром во все стороны, уже текли ручьи, сугробы оседали на глазах.
Кроме нас у института ночевало еще с десяток машин — те, кто не успел уехать с работы и случайные проезжие, вроде меня с моим таксистом. Кстати, его зовут Виктор Сергеевич, он ничего такой мужик, разрешил мне покемарить на заднем сидении, только молчаливый и курит много. Но я опять отвлеклась.
Короче, утром, как только мы с ним протерли глаза, сразу стало ясно, что за ночь произошло очень многое. Все твердят одно и то же: города нет, обрыв и лес кругом.
Вот сижу и думаю, когда-нибудь, когда я стану жутко знаменитой, и мой дневник купят за сумасшедшие деньги, чтобы издать многомиллионным тиражом, какое название я дам всей этой истории?
Дура — скажете вы — нашла, о чем думать. Может и так. Но полезных мыслей все равно никаких нет и взяться им неоткуда — сижу и жду неизвестно чего. Впрочем, как и все остальные.
Тут на стоянке перед институтом собрались совершенно случайные люди. Вчерашняя фура, джип при ней. Автобус. С десяток легковушек. Может и больше. Они постоянно в движении — подъезжают и отъезжают.
Среди наших лишенцев есть мамаша с двумя детьми — мальчишками-погодками лет двенадцати-тринадцати. Пацаны устроили шумную возню на стоянке, бегали и орали, а потом один из них подбежал к матери и заявил: «Мама, я пить ужасно хочу!» На что получил от матери подзатыльник, и заявление, что никакого пить у нее нет, что они ее с ума сведут, и всю душу вымотали. Чтобы они забрались немедленно в машину, и сидели там не шевелясь, а она сходит и поищет попить. Где она собиралась брать воду, я не представляю, вахтерша из института сказала: ни в одном кране воды нет. Я подумала и отдала незадачливой мамаше бутылку с минералкой. Купила вчера в дорогу, но даже не открывала. Пока женщина (ее зовут Татьяна) поила своих детенышей, я успела узнать у нее все эти сведения про изменившиеся окрестности. Она тоже несколько раз ездила туда-сюда…туда-сюда… все поверить не могла. "А ведь собиралась же вчера ехать другой дорогой, нет, захотелось срезать. Срезала!" Она долго мне повторяла одно и то же. Я не особо прислушивалась к ее стенаниям, но и не прерывала. Охота человеку жаловаться — пусть жалуется…»
* * *
Майя оторвалась от дневника и оглянулась по сторонам. Кроме нее в вестибюле никого не было. Девушка перечитала последнюю фразу в дневнике, тяжело вздохнула: "Пишу какую-то фигню… кому оно надо?" Захлопнула тетрадь, бросила в сумочку, повесила ее на плечо, и с трудом приоткрыв тяжелые стеклянные двери, выскользнула на улицу.
Солнце заливало институтский двор даже не по-весеннему, а по-летнему. Таксист ковырялся под капотом своей «Волги» — что-то там перебирая. Майя подумала, что он, возможно, единственный из водителей, не поехал «обрыв смотреть». Рассудительный мужик, спокойный. На общую панику не поддался. А, может быть просто тормоз.
Кроме такси перед институтом стояло еще с десяток машин. Прямо перед институтским крыльцом громоздился вчерашний «ПАЗик» — дверь приоткрыта, сквозь окно салона видна кондукторша. Сняв с себя зимнюю куртку и платок, сидела в одной вязаной безрукавке и цветастом свитере с люрексом. Рыже-седые волосы закручены на затылке в пучок. Майя заглянула в салон автобуса и с удивлением обнаружила, что кондукторша старательно пересчитывала и записывала выручку, сверяясь с номерами билетов. Более бессмысленного занятия, по нынешним временам, Майя представить себе не могла. Водителя нигде не было видно, тоже, наверное, поперся на обрыв, оставив охранять автобус эту бабку. Кондукторша, продолжая механически перебирать мелочь, неприязненно взглянула на любопытную девицу: «Чего надо? Автобус никуда не пойдет. Нечего в салон лезть!».
