— Опишите, как он выглядел.
— Немолодой. Лет под шестьдесят. Волос почти нет. Остатки набок зачесаны. Беки[16] светлые. Нос не большой, не маленький. Такой — кругляшкой. Губы тонкие. Подбородок обычный.
— Во что он был одет?
— Одет... Значит, на нем была куртка. Такая синяя — «прощай, молодость». С алюминиевыми пуговицами. Мосшвейпром. И брюки серые, по-моему. Да, серые. Светлая рубашка то ли в полоску, то ли в клеточку. Ну и туфли. Все брон-ю[17].
— Вы заметили какие-нибудь особые приметы? Родинки? Шрамы?
— Наколок у него нет. Родинок тоже. Шрамы... — Рогава прищурил один глаз. — Вот здесь. — Провел ладонью по правой стороне шеи. — То ли пописали[18] его когда, след слабый остался. Я ведь сидел в тачке. Ну и заметил.
— Значит, этот человек подошел, когда вы сели в машину?
— Да. Подгреб, остановился. Ну и так, с подначкой: «Люка, привет. Как жизнь?» Я сначала не врубился. Смотрю на него: что за лох? Нормально, говорю, жизнь, только вот чем обязан? Ну а он: «Привет тебе от Додона».
— Додон — это кто? — спросил Рахманов.
— Додон? Мой ближайший кореш. Самый ближайший.
— Додон, он же Гела Алексидзе, — пояснил Габелая. — В настоящее время находится в Кулунде. В ИТК строгого режима. Все по той же сто пятьдесят третьей.
— Значит, этот человек сказал, что знает вашего друга, — напомнил Рахманов. — Дальше?
— Я спросил его кое-что про Додона.
— Что именно?
— Ну... ничего особенного. Кто он есть? Какая у Додона масть? Как выглядит? Где сейчас?
— Не спрашивал, где они познакомились?
— Спрашивал. Ну а он: мы с детства знакомы. Вы же знаете, деловые об этом никогда не говорят.
— Понятно. Ну а на остальные вопросы он ответил?
— Ответил. Причем все «в лист». Так, будто они братья. Ну и... я уже думать стал: откуда он знает Додона? И вообще, кто он. Он же... смотрит на меня с улыбочкой. Я, говорит, могу еще пару приветов передать. Только, может, разрешишь сесть рядом? Я прикинул: по виду и разговору вроде деловой. Пожалуйста, говорю, садитесь. Он сел, ну и я сразу просек, что — куда. Понял, кто это и как вести с ним толковищу[19].
— Что же вы поняли?
— Понял, что это зычара[20]. Блатняк[21], каких в зоне раз-два — и обчелся. Он все знает, вы поняли? Все — от и до. У меня сразу язык отсох. И очко заработало[22].
— Почему? — спросил Габелая.
— Да потому, что кто его знает, что он сделает. Вынет волыну[23] — и все. Прощай, мои семнадцать лет...
— Он как-нибудь назвал себя? — спросил Рахманов.
— Назвал. Говорит: знать тебе меня не нужно, главное — я тебя знаю. Для разговора называй «Вадим Павлович». Сейчас же — довези до аэропорта. Я, конечно, повез, куда деться. Ну и в пути он спрашивает: знаю ли я Азизова? Мне деться некуда, ведь не скажу же я — не знаю. Ну а он начал: что, куда, почем? Что за человек, есть ли бабки, не связан ли с конторой[24]. Конечно, я особо не раскалывался. Но в общем объяснил. Да тут и объяснять нечего. Азизова все знают. Крутизна[25].
— Раньше вы никогда не слышали этого имени — Вадим Павлович? Скажем, от того же Алексидзе? Еще от кого-нибудь?
— Никогда.
— Этот человек интересовался еще чем-нибудь, кроме Азизова?
— Больше ничем.
— К какому именно месту в аэропорту вы его подвезли?
— К площади. Там, где стоянка такси.
— Что Вадим Павлович сделал дальше? После того, как вы подъехали?
— Как что? Вышел. Стал ждать, пока я уеду.
— У Вадима Павловича был какой-нибудь багаж? Чемодан, сумка? Что-нибудь еще?
— Когда он садился в тачку, нет.
— Больше он к вам не обращался? После этого случая?
— Нет.
— Сами вы пытались выяснить, кто это был? Скажем, у Алексидзе.
— Как я это выясню, если Додон в зоне? Сами понимаете, писать Додону об этом я не буду.
— А у других не интересовались?
Помедлив, Люка снова достал брелок с ключами.
— Да нет. Спрашивать у других — пустой номер.
— Вы сказали, это произошло в середине мая? После праздников? То есть после девятого?
— Да. После девятого. Кажется, это было одиннадцатого.
— Все же попробуйте вспомнить, когда это было точно? Может быть, не одиннадцатого, а десятого? Или двенадцатого?
— Десятого — нет. Двенадцатого, может быть.
— А тринадцатого?
— Тринадцатого. Да нет, тринадцатого тоже исключено. Все же скорее одиннадцатого или двенадцатого.
— Какой это был день? Будний или выходной?
— По-моему, будний... Да, точно будний. — Вздохнул: — Гражданин следователь, если нет больше вопросов, может, я пойду?
Рахманов прикинул: мог ли Люка что-то утаить? Похоже, нет. Из слов Люки следует, что, выяснив все об Азизове, Вадим Павлович в тот же день улетел из Сухуми на самолете. Конечно, поездка с Люкой в аэропорт могла быть отвлекающим моментом. Люди вроде Вадима Павловича стараются избегать услуг Аэрофлота. Но если Вадим Павлович все же рискнул сесть на самолет, в документах Сухумского аэропорта вполне могут остаться его следы. Немаловажно также, что Люка упомянул о Додоне — Алексидзе, который наверняка знает о Вадиме Павловиче больше, чем сам Люка. Да и описание внешности Вадима Павловича, изложенное Люкой, полностью подтверждается показаниями Азизова и Шарабидзе. Прикинув все это, Рахманов сказал:
— Лично у меня вопросов больше нет. Может, у Заурбека Владимировича?
Габелая покачал головой:
— У меня тоже. Спасибо, Ларион.
После разговора с Люкой Рахманов попросил Жильцова срочно вылететь на Алтай, чтобы узнать у отбывающего наказание в ИТК Алексидзе хоть что-то о Вадиме Павловиче. В аэропорт поехали все трое. Жильцов улетел, Рахманов же вместе с Саенко занялся изучением списков вылетавших из Сухумского аэропорта 11 и 12 мая. Увы, искали они тщетно. Выявленные в списках Вадимы Павловичи к человеку, разговаривавшему с Люкой, не имели никакого отношения, это было установлено с документальной точностью. С такой же точностью было установлено, что 11 и 12 мая никто не вылетал из Сухумского аэропорта по фальшивым или чужим документам. Значит, паспорт у Вадима Павловича оформлен по всем правилам, но имя-отчество, вписанное в паспорт, звучит по-другому. Либо 11 или 12 мая человек, интересовавшийся Азизовым, выехал из Сухуми каким-то другим транспортом.
Вечером Рахманов позвонил Инчутину, подтвердив, что завтра они вылетают в Москву вместе с арестованными Азизовым и Аракеляном. Инчутин, в свою очередь, сообщил: личность Веры Николаевны Новлянской им установлена. Все предварительные данные, сообщенные Рахмановым о Новлянской, в основном подтвердились. Сама Новлянская находится сейчас в Москве и, насколько известно Инчутину, уезжать никуда не собирается.
