Агент Их Величеств, Часть первая - Александр Н. Александров

Всё это следователь уже видел из окна, но прогулка ему понравилось: свежий ветерок приятно трепал волосы, солнце, спрятавшись за маленьким облачком, не слепило глаза, а на парапете через каждые сто-двести шагов сидели презабавные каменные скульптуры: нахохлившиеся орлы, ехидные химеры, горделивые змеи и суровые горбатые медведи.

«Интересно, – размышлял Фигаро, – откуда у них средства на всю эту красоту? Ну, понятно: тут же никто не совершает преступлений, а, стало быть, и не ворует из городской казны... Чёрт, а жаль, что это не какое-нибудь редкое алхимическое соединение в воде! Возили бы отсюда эту самую воду в цистернах и заливали в столичный водопровод. Так, глядишь, тамошние министры и стали бы жить на жалованье, как честные люди... Эх, мечты, мечты...»

Дорожка нырнула вниз, превратившись в лесенку с мраморными перилами, и резко закончилась, расколовшись надвое о древний дуб, к которому была привязана большая табличка указатель:

«Налево – городской парк. Направо – кладбище «Тихое пристанище»

Решив сходить в парк как-нибудь потом, Фигаро свернул направо. Под ногами камень сменился хорошо утоптанным грунтом; дорога с обеих сторон была укреплена высокими бетонными блоками, похожими на карандаши, и чем-то, смахивающим на пирамидки, сваренные из двутавровых балок. «Защита от оползней, – догадался следователь. – Однако, как тут у них... Каждая мелочь продумала, всё по-людски, а не как, вот, например, в Нижнем Тудыме, где мост через Зловонку чинят уже столько лет, что фабрикант Форинт плюнул, да и простроил свой собственный, с узкоколейкой, чтобы быстрее отгружать товар с фабрик. А я тут хожу и удивляюсь – почему, мол, всё так, как оно должно быть? И дико от этого, и от самих мыслей таких противно... Может, город и впрямь просто эдакая статистическая аномалия? Ведь если есть люди высокие, то, стало быть, должны быть и люди очень высокие, так? Если есть люди, которые живут долго, то должны быть и люди, что живут очень долго, правильно? Так, может быть, если есть города, где всё делается почти как надо, то в этом конкретном городе вообще всё делается как надо? Ах, если бы, если бы... Недаром Артур-Зигфрид Медичи, он же Мерлин Первый, в своё время решил, что саму природу человеческую, самое естество людское нужно менять, чтобы утопия стала реальностью. Человек одинаков везде; это аксиома, а, значит, у города этого есть какой-то секрет. Понять бы, какой...»

Деревья, что росли по обеим сторонам дороги, клонились друг к другу, словно тянулись к собратьям тонкими руками ветвей, образовывая нечто вроде зелёного коридора, где в трепещущей листве играло весёлыми искрами солнце. Это ну никак не походило на скорбный путь к месту последнего упокоения, и Фигаро даже не успел понять, когда дорога, наконец, вывела его к кладбищу, уткнувшись в широко открытые ворота из толстых кованых прутьев. Кладбищенской ограды не было видно; она буквально терялась в зарослях густого плюща.

Лишь увидев перед собой намертво приклеенные (а, точнее, вплавленные заклятьями) ордера Департамента на каменной арке ворот, следователь убедился, что, действительно, попал на кладбище – эти характерные печати и эфирный холодок, которым веяло от квадратных листков бумаги, невозможно было спутать ни с чем иным.

Его никто не встречал; маленькая сторожка у ворот была аккуратно выкрашена зелёной краской, закрыта на большой висячий замок, и, как мог убедиться Фигаро, вытянувший в сторону деревянного домика тонкий эфирный «щуп», абсолютно пуста. Тут никого не было уже дней десять; прочные деревянные ставни на окнах скрывали от любопытных глаз лишь нехитрое убранство в виде стола, двух стульев и маленькой печки-буржуйки, да пыльную темноту.

- Ладно, – следователь пожал плечами, – обойдёмся без красных дорожек с оркестрами. Мы люди не гордые.

Некоторое время он неторопливо прогуливался по кладбищу, лениво прощупывая эфирный фон. Как он и подозревал, предварительная проверка не показала ничего интересного, и Фигаро сильно сомневался, что глубокое сканирование покажет хоть что-нибудь сверх того. Кладбище, если можно было так выразиться, не скатившись в тавтологию, было мертвее мёртвого.

Не то, чтобы Фигаро ожидал чего-то другого – «активные» кладбища большая редкость. Сегодня даже обычного гуля можно встретить только где-нибудь на крайнем севере, где несчастные падальщики мёрзли, не приспособленные к жёстким природным условиям, с трудом разрывали промёрзшую землю и часто впадали в вынужденную спячку, дабы экономить и без того скудные силы. И всё-таки – теперь он мог себе в этом признаться – следователь надеялся найти здесь хоть что-то, на что стоило бы обратить внимание.

Он приложил к глазам «очки» из сведённых вместе больших и указательных пальцев. Фигаро даже не пришлось произносить формулу заклятья; он так часто использовал «эфирный зрак», что сам эфир, мгновенно сообразив, чего хочет следователь, принял нужную форму. Колдуны-тренеры Особого отдела называли этот эффект «подсознательной адаптацией», очень хвалили Фигаро, но, всё-таки, надеялись, что со временем эта самая адаптация распространиться у него на более полезные в бою заклинания, вроде, хотя бы, шаровой молнии. Кое-кто утверждал, что некоторые магистры могли швырнуть Изматывающий Бур простым движением руки, и Фигаро, вспоминая великолепного Стефана Целесту, был склонен им верить.

Вспышка. Яркие переливы красок. Цвета и формы.

Алое небо, чёрное солнце. Тонкие полупрозрачные контуры деревьев, похожие на сияющую паутину. Живой свет, звёзды за звёздами.

Над землёй чинно проплывали светлячки элементарных эфирных образований, стлалась по могильным камням зелёная дымка «виталиса» испускаемого травой и живыми существами, что населяли почву: полёвками, червяками, земляными осами и прочей мелочью. Спокойно и ровно горело белое пламя на воротах – так в эфире выглядели печати ДДД, что охраняли эти камни от вторжения изнутри и извне.

Под землёй тоже не происходило ничего необычного: обычные кладбищенские тени – даже не призраки, а просто хрупкие остаточные формы бывшей жизни, отголоски отголосков, что большую часть дня мирно дремали в своих гробах, а ночью вылетали наружу поболтать о том, да о сём. Щепотки памяти, сильные воспоминания, тончайшие эфирные оболочки с каплями «вита», застрявшими в них после смерти. Тени, тени, сонмы теней, безвредных и невидимых, которые, разве что, в безлунную ночь могут на миг явиться особо впечатлительному гражданину, что решится прийти к старым могилам. Их надоедливый шёпот, подчас, сильно раздражал живущих рядом с кладбищами колдунов. «Что делают людские тени