Длинный нос хозяйки вновь энергично задвигался. Зрачки ее превратились в точки, потом расширились, и на лице женщины заиграла улыбка.
— Зеленые вещи, милорд? Боюсь, я не совсем вас понимаю.
На самом деле женщина прекрасно все поняла, и Лайам это видел.
— Пожалуй, по здравом размышлении я и сам вижу, что вряд ли эти вещи могут оказаться у вас. Так что прошу прощения за беспокойство.
Лайам слегка поклонился, и женщина ответила жеманным кивком. По-прежнему поводя носом, она провела посетителя к двери.
— Возможно, милорд пожелает чего-то еще?
— О нет, благодарю вас.
Лайам сделал вверх по улице не один десяток шагов, прежде чем услышал у себя за спиной звук закрывшейся двери.
В сотне футов от лавки улица делала поворот, и на углу стояла огромная бочка для дождевой воды. Булыжная мостовая в этом месте была относительно ровной. Лайам укрылся за бочкой, решив устроить здесь наблюдательный пост.
Он принялся ждать, засунув мерзнущие руки в карманы брюк и в очередной раз отметив, что нужно купить перчатки.
Лайам был совершенно уверен, что в самом ближайшем времени лиса выскочит из норы. Старый хрыч из Аурик-парка вполне мог по возрасту отойти от темных делишек. Он вряд ли заметил бы хлынувший на его плешь водопад. Где уж ему разобраться в чьих-то туманных намеках! Лайам лишь для очистки совести оставил там Фануила, и все свои надежды теперь возлагал на лису.
И та таки выбралась из норы, правда лишь после того, как ноги Лайама окончательно окоченели, а плечи начали ныть, — но все-таки она выбралась, облачившись в потрепанную шубу и закутав лицо длинным шарфом. Народу вокруг прибавилось, но Лайама это не беспокоило. Улица была довольно крутой, а рыжая голова — приметной, так что следить за ней не составляло труда, да и сама дамочка, словно для того, чтобы облегчить ему задачу, направилась в сторону порта.
Дважды Лайам терял свою лисицу из виду: первый раз — на перекрестке, когда ему преградила путь пара медлительных волов, шумно выпускающих пар из ноздрей, а второй — в извилистом переулке, забитом людьми и ларьками, где торговали амулетами и предсказывали судьбу. Но оба раза медно-рыжие волосы выдавали пропажу.
Путешествие было недолгим, а результат его оказался обескураживающим. Женщина остановилась перед ларьком с горячей едой, и торговка, такая же рыжая и длинноносая, вручила ей тяжелый горшок.
Лайам повернулся спиной к ларьку, делая вид, будто изучает коллекцию шейных платков, и принялся прислушиваться к разговору двух плутоватых сестриц. Они отпустили пару шуток в адрес какого-то Рэкера, посмеялись, на том все и кончилось. Рыжая владелица закладной лавки, так и не упомянув о визите богато одетого незнакомца, прихватила горшок и заспешила обратно.
Разочарованный Лайам побрел следом, принюхиваясь к запаху, исходящему от горшка. «Кролик, — брезгливо поморщился он. — Скажите пожалуйста, кролик!» На обратном пути Лайам уже не терял женщину из виду, но она, так никуда и не заглянув по дороге, вернулась к себе в лавку. Лайам, волоча ноги, прошел мимо лавки, одарив унылым взглядом ее дверь, и вернулся на свой наблюдательный пост.
В конце концов, нельзя ожидать, что на приманку немедленно клюнут, — сказал он себе. Нельзя даже ожидать, что на нее вообще клюнут. Дамочка вовсе не обязана со всех ног куда-то кидаться. Однако Лайам именно на то и надеялся, резонно предполагая, что в небольшом городке появление незнакомца, знающего преступный жаргон, должно вызвать незамедлительную реакцию людей определенного толка.
«Старик вышел из лавки».
Лайам уже и думать забыл о своем первом визите, и потому сообщение Фануила застало его врасплох.
«Куда он пошел?» — спросил Лайам мысленно, стараясь не обращать внимания на сотни колючек, мгновенно впившихся в каждый его висок.
«К выходу из Аурик-парка».
«Следи за ним. Когда он доберется до места, ты дашь мне на него посмотреть».
«Слушаюсь, мастер».
Неужели этот плешивый пенек связан с людьми, какие ему нужны? Впрочем, одернул себя Лайам, он вполне мог отправиться за своей порцией тушеной крольчатины. И тем не менее его охватило нетерпеливое возбуждение. Рыжая дамочка сидела в тепле — в своей лавке — и носу из нее не показывала, и к ней также никто не заходил. А у Лайама вновь стали мерзнуть ноги.
«Он направляется к богатым кварталам», — сообщил наконец Фануил, но Лайам ограничился лишь кивком, надеясь, что дракончик его поймет. Богатые кварталы наводили на определенные размышления, хотя наибольший интерес все равно представлял конечный пункт путешествия старика.
«Он хочет войти в дом».
«Дай мне на него взглянуть», — отозвался Лайам.
«Ты уверен, что хочешь этого, мастер?»
Лайам кивнул. Он очень не любил смотреть на мир глазами своего фамильяра. Прежде ему от таких опытов делалось тошно, но после серии тренировок Лайам стал довольно сносно переносить момент перехода от чужого зрения к своему, особенно если в этот момент он сидел или лежал. Однако сейчас сесть было некуда, и Лайам ограничился тем, что зажмурился и придержал дыхание. Что-то мигнуло, и когда Лайам снова открыл глаза, он обнаружил, что смотрит с довольно приличной высоты — скорее всего, с крыши какого-то здания, — на неприглядное обшарпанное строение. Старик — Лайаму хорошо была видна его плешь — стоял возле него. Он огляделся по сторонам, потом открыл дверь и скрылся внутри здания.
«Если это не то, что нам требуется, — послал мысленное сообщение Лайам, — то я, так уж и быть, целый день буду почесывать твое брюшко».
Окна заброшенного строения были закрыты глухими ставнями, и в ровной шеренге ухоженных домов богатеев оно выглядело как гнилой зуб.
Лайам закрыл глаза, потом снова открыл и отшатнулся в испуге. Прямо ему в лицо глядели чужие глаза. Обеспокоенные глаза какого-то нищего.
— Эй, мастер, с вами все в порядке?
Лайам радостно улыбнулся и запустил руку в карман.
— Все просто великолепно, друг мой, — отозвался он и, одарив изумленного оборванца полной пригоршней мелких монет, размашисто зашагал к городской площади.
Когда Лайам добрался до караулки, Кессиас все еще был там, но заявил, что вот-вот уходит.
— Я вам истинно говорю, Ренфорд: этот Клотен меня доконает — если только я его раньше не придушу. Теперь он обвиняет в покушении на него верховную жрицу храма Лаомедона!
— Жрицу? Разве храм Лаомедона возглавляет женщина?
Лайам знал, что жрецы Лаомедона не имеют имен. Однако он никогда не предполагал, что столь высокий пост может занимать женщина.
Эдил словно не слышал вопроса.
