Ознакомительная версия.
– Вы – Флоссия Нарен, – сказал он утвердительно. – Дядя Верен говорил мне о вас.
– Вы правы. Но сейчас меня зовут Флосси Никс, и я бы попросила вас употреблять именно это имя, – ответила я. Очевидно, Шлосс делился своими планами с Эрихом.
– Я понимаю, – кивнул он. – Нас, к сожалению, не представили, и, должно быть, дядя Верен не назвал вам моего имени. Нейр Эрих Дорж, к вашим услугам.
– Рада знакомству, – церемонно кивнула я и без приглашения заняла кресло рядом с кроватью. – Вы догадываетесь, о чем я хотела поговорить с вами, не так ли?
– Да. – кивнул Эрих. Худые руки с изящными пальцами художника спокойно лежали поверх одеяла – он ничуть не волновался. – Дядя Верен делился со мной своими подозрениями. Больше ведь не с кем, не со слугами же… Так что я в курсе дела.
– Меня, прежде всего, интересует ваше мнение об Илане Тен, – сказала я.
– Мое мнение? – Эрих задумался, и его некрасивое лицо озарилось удивительно приятной улыбкой. – Трудно составить мнение о человеке, которого почти не знаешь, но она мне понравилась… Не потому, что она очень красива, госпожа Никс, хотя это, конечно, тоже… Видите ли, нейра Тен – одна из немногих, у кого мое увечье не вызывает отвращения. Вы тоже из таких…
Я криво усмехнулась в ответ. Сказать ему, что я на своем веку видала куда более неприятные вещи, чем парализованный парень? Нет, не поймет…
– Она ведет себя со мной так, будто я просто немного приболел, – продолжал Эрих. – Почти так же, как дядя Верен. И она частенько заглядывает ко мне поболтать. Я понимаю, это, скорее всего, оттого, что ей просто скучно в этом доме, но все равно… Мне редко доводится с кем-то поговорить, – добавил он, – так что я рад любому собеседнику… Дядя Верен – тот каждый день по нескольку раз заглядывает ко мне, читает вслух отрывки из своего нового романа, да просто рассказывает новости…
Я только вздохнула. Шлосс – редкой души человек. Не каждый бы согласился взвалить на себя обузу в виде молодого калеки, который может прожить еще очень долго. Да не просто поручить его заботам слуг, а считать его членом своей семьи…
– Она рассказывает столько всего интересного про столичную жизнь, – продолжал Эрих, – а еще она позволила мне нарисовать ее. Хотите взглянуть?
Я кивнула. Портрет – это может быть интересно.
– Рисунки вон там, на столе, – указал Эрих.
Я поднялась и подошла к широкому столу, заваленному разнообразными папками.
– Та, что сверху, в синем переплете, – подсказал Эрих. Я подала ему папку, и спустя пару секунд он протянул мне рисунок. – Вот…
Я взглянула на набросок. Да, это Илана, без сомнения. Эрих в самом деле талантлив, несколькими штрихами он сумел передать диковатую, необычную красоту Иланы, лицо на портрете казалось поразительно живым. Прелестное личико, исполненное доброжелательности и сострадания…
Меня, однако, заинтересовало не портретное сходство…
– Не подумайте, это не мое воображение, – заметил что-то Эрих в выражении моего лица. – Мне так редко доводится рисовать новые лица с натуры, что я стараюсь ничего не прибавлять от себя. Она на самом деле такая!
«Если Илана на самом деле такова, то ты – гениальный рисовальщик, хотя сам этого не понимаешь», – подумала я. Я знала, так бывает, но воочию видела подобное впервые. Карандаш Эриха изобразил прелестную женщину именно такой, какой видели ее его глаза, вероятно, несколько затуманенные красотой Иланы. Но рука – рука и то особое, неназываемое, что живет в каждом настоящем художнике, – не позволили погрешить против истины, изобразив Илану Тен даже слишком точно. Да, женщина на портрете была прекрасна, она улыбалась, она была воплощенная доброта. Но стоило присмотреться – и становилось ясно, что на самом деле выражает ее взгляд. А во взгляде этом читалась тщательно скрываемая брезгливая жалость, увы, просыпающаяся в большинстве из нас при взгляде на безнадежно покалеченного человека. Думаю, Эрих сам пока не понял, что́ именно нарисовал. Но если верить ему, если он в самом деле не прибавил ничего от себя, то вырисовывается весьма интересная картина…
– Все, что я знаю о ней, я знаю со слов дяди Верена, сама она не очень-то охотно рассказывает о себе, – произнес Эрих, видя мой интерес. – Ничего нового я добавить не могу… Может быть, Ила… нейра Тен просто не хочет рассказывать о тех обстоятельствах, из-за которых она вынуждена скрываться?
– Это другой вопрос, – сказала я, усмехнувшись про себя: Эрих старательно именовал даму нейрой Тен, а с губ его так и рвалось нежное – «Илана»… Похоже, красавица запала художнику в сердце! – А что насчет странных происшествий?
– Это вы о так называемых привидениях? – спросил Эрих. – Не знаю даже… Здесь ничего не происходило. Я вот что заметил, – добавил он, – судя по рассказам дяди Верена и слуг, все эти безобразия случаются там, где их наверняка заметят. Словом, или на кухне, где всегда кто-то толчется, или в гостиной, когда дядя Верен с нейрой Тен трапезничают…
– Любопытно, – прищурилась я. Хм… не является ли слабый магический фон, исходящий от Иланы, первопричиной всех этих таинственных событий? Даже слабенькому магу под силу обрушить со стены картину или заставить посуду прыгать по столу. Но вряд ли Илана сама отправится на кухню… Интересно, есть ли у нее слуги? Нужно будет уточнить. – Вы навели меня на одну мысль. Надо будет кое-что проверить.
В общем-то разговаривать с Эрихом мне было больше не о чем. Не так уж он много знал, а все, что знал, уже рассказал… Но и уходить почему-то не хотелось. Впрочем…
– Расскажите о себе, – попросила я.
– О себе? – удивился Эрих. – Зачем вам это?
– Пытаюсь понять господина Шлосса, – хмыкнула я.
– Ну, если так… – улыбнулся Эрих. – Только рассказывать особенно нечего. Наше поместье тут неподалеку. Отец дружил с дядей Вереном чуть не с детства, так что я считал его родственником. А когда со мной случилось несчастье, дядя Верен очень мне помог. Я ведь всерьез хотел наложить на себя руки… – Эрих вздохнул. – А потом подумал: если бы меня не сбросила лошадь, отец бы не отступился в своем желании сделать из меня свое подобие… Он, госпожа Никс, был неплохим человеком. А еще отлично ездил верхом, натаскивал собак, охотился, фехтовал и стрелял. Он хотел, чтобы я стал таким же…
– А вы не хотели, – кивнула я.
– Я не хотел, – эхом отозвался Эрих. – Только меня не больно-то спрашивали о моих желаниях. Так вот, к чему я веду… Если не та лошадь, так что-нибудь другое непременно приключилось бы. Например, на охоте я бы нарвался на кабана или медведя. Тогда бы мне точно пришел конец… – Он усмехнулся. – А так… я, по крайней мере, могу заниматься любимым делом…
– Я слышала, ваш отец умер, – осторожно заметила я. – У вас есть еще какая-то родня, так?
– Вы ведете к тому, что кому-то нужна именно моя смерть? – уточнил Эрих, чем немного меня удивил. Хотя… я окинула взглядом книжные шкафы: прочтя столько авантюрных романов… Да и не так сложно было догадаться. – Нет, госпожа Нарен, я здесь точно ни при чем. Да, я был единственным наследником моего отца. Только я добровольно отказался от наследства в пользу родни. Мне-то все это ни к чему… – Он нахмурился. – Те родичи предлагали дяде Верену хотя бы платить за мое содержание, но он обиделся и приказал прогнать их со двора. Сказал, и сам справится…
– Ну что ж, с вами все ясно, – произнесла я. – Давайте поговорим о господине Шлоссе. И не только о нем. Что вы можете рассказать о его жене?
– Малене? – невольно вздрогнул Эрих. – Ну…
– Господин Шлосс сказал, что вы были в нее влюблены, – заметила я.
– При чем тут это?! – дернулся Эрих.
– Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, – сухо сказала я. – Я, напомню, являюсь независимым судебным магом и не обязана объяснять свои действия либо вопросы никому, за исключением нанимателя и Совета Коллегии магов.
– Простите… – выдавил Эрих, я явно напугала его резкой сменой тона. Впрочем, ему достало ума не обидеться. – Я просто не ожидал… Ну да, и это даже не тайна – я был влюблен в Малену… Ее все любили. Ее нельзя было не любить…
– Вы не рассчитывали на взаимность?
– Да что вы… – Эрих нервно рассмеялся. – Я же был вдвое моложе ее, и потом, она любила дядю Верена. Нет, я ни на что не надеялся. Просто радовался, что она есть. Малена была нашим солнцем… А потом, – он прикусил нижнюю губу, – потом это солнышко закатилось… Госпожа Никс, возьмите, пожалуйста, вон ту папку, с серыми лентами. Посмотрите, а я пока расскажу…
Я перебирала рисунки и слушала Эриха. На рисунках была Малена Шлосс. Малена, Малена, Малена, то одна, то с детьми, то с мужем, веселая, задумчивая, рассерженная, но никогда – печальная. Я уже поняла – это была женщина редкостно жизнелюбивая и сильная характером. Должно быть, они со Шлоссом составляли отличную пару…
Эрих негромко рассказывал все, что помнил, а помнил он немало, и я убеждалась в правильности своих выводов. Но больше, чем давно покойная Малена Шлосс, меня интересовал ее супруг. Встречаются же такие люди – и не поодиночке, а вот так, парами… Шлосс в самом деле обожал жену и не забыл ее, похоронив. Помнил, любил, печалился, но не позволил светлой печали перерасти в черную тоску и отравить жизнь себе и детям. Да, в доме все осталось, как было при Малене, но он не стал пыльным склепом, предназначенным лишь для того, чтобы хранить память о покойной хозяйке. Да, Шлосс не женился во второй раз, не желая предавать память жены, но не стал женоненавистником… При жизни Малена Шлосс была светлым человеком, такой она осталась и после смерти. И понятно, в общем-то, почему Шлосс пригрел Эриха – не просто как сына старого друга, но и как человека, знавшего, помнившего и любившего Малену… Должно быть, Шлоссу было очень одиноко в большом старом доме, в особенности когда выросшие дети разъехались кто куда. Эрих же всегда оставался с ним…
Ознакомительная версия.
