энергии, подпёр спиной стену. Меня затрясло. Я пытался сдерживать рвавшиеся наружу звуки, сдавленно пыхтя и пуская сентиментальные пузыри слюнявым ртом. Каждый вдох и выдох отдавался мне чувствительной болью в измученных мышцах. Но я ничего не мог с собой поделать. Задыхаясь и хватаясь за бок, в который невидимый ниндзя воткнул заточку, я ёжиком резиновым сползал по стене на ступеньки, не имея никаких сил перестать надрываться со смеху.
Я так никогда в жизни не смеялся. Мне аж страшно стало. Что если я тут и загнусь от своего дебильного ржача, а в районной газетке напишут: «в парадной найдены лоскутки лопнувшего от смеха лоха»?
– Я так смешно выгляжу? – виновато спросила меня Мадам бывшая Директриса.
– Э… Ну… Уф-фф, – я попытался отдышаться, – не обращай… хы-хы… внимания. Это у меня нервное.
– Прости, пожалуйста! Не хотела тебя напугать.
– Да всё нормуль, – мне полегчало, и я, вроде бы, как успокоился. – И кого же ты тут ждёшь?
– Вообще-то, тебя.
– А нафига? – я реально был очень сильно удивлён внезапной встрече.
– Вот! – засуетилась мадам и протянула мне свой пакет.
Это было то ли бандероль, то ли вообще посылка:
–Это что? Вызов в суд? – брать пакет я не торопился.
– Какой ещё суд? Зачем мне тебя в суд вызывать? – Мадам аж отшатнулась от меня.
– А с тебя станется! – я не ожидал её тут увидеть, да и вообще, не только не ожидал, но и просто видеть её не собирался.
– Ну что ты такое говоришь?
– Что думаю, то и говорю.
– Раньше ты такого не думал, – Мадам перестроила тон голоса с виноватого на обиженный.
– А раньше я не мог говорить.
– И что же тебе не давало говорить?
– Уровень безработицы в стране.
– Не злись на меня, пожалуйста! – её тон снова стал жалобным.
– А почему бы мне на тебя не злиться? Имею право! Полное и законное! – я даже попытался встать в горделивую позу, но получилось только слегка задрать подбородок.
– Неужели я такая плохая для тебя?
– А когда, позвольте вас спросить, Мадам бывшая Работодательница, вы для меня были хорошей?
Она вся сжалась, втянула голову в плечи, выставив перед собой, как защитный экран, конверт. Наверное, по мне было видно, что сейчас что-то скажу, такое скажу, что мало не покажется. И я ударил наотмашь:
– Вот когда? Когда смеясь, выплачивали мне за работу без выходных эти свои копейки? Тогда вы были хорошей? Или, когда при всех втаптывали меня в грязь, не желая видеть во мне не только профессионала, но даже просто лояльного работника. Тогда, что ли? Я от тебя за всё время ни разу не услышал не то, чтобы похвальбы, но хотя бы положительный оценки. Всё тебе не так было. Всё я делал медленно, всё плохо. Это, по-твоему, значит – быть хорошей?
– Я… Я не хотела, – еле слышно выдавила из себя Мадам.
– Чего? Не хотела? Что именно ты не хотела? Не хотела меня перед всеми выставлять полным ничтожеством? – если бы не полночь и соседи, я бы это не шипел, а кричал бы в её до невозможности прекрасное лицо.
– То есть, я хотела. Я хотела, но не это. Я была не права. Я всё неправильно сделала. Прости меня, пожалуйста, – по её так мне ненавистному красивому личику потекли слёзы.
Я начал закипать. Слезами ей меня не пронять, уж слишком долго во мне копилось столько всякого.
– А чего ты хотела? Вот чего ты добивалась своим гадким поведением?
– Я хотела, чтобы ты остался, – сверля взглядом ступеньки, пробормотала Мадам.
– Куда – остался? Да ты с первого дня, как я к тебе на работу пришёл устраиваться, такую модель поведения продуцировать стала. И только ведь со мной. Остальные тебя и молодцы, и умницы. Один я – бестолочь неблагодарная. Ну, скажи ещё, что это не так было?
– Вот с первого дня я и не хотела, чтобы ты ушёл.
– Да? Какая интересная методика формирования лояльности персонала. Ругать меня, унижать, издеваться надомной, не меня позы и подворотничка, это всё для того, чтобы я не ушёл? То есть я так конкретно годился на роль мальчика для битья, что ты со мной расстаться не могла?
– Нет! Я с первого дня… – Мадам запнулась.
– Что, с первого дня? Вот что, по-твоему, случилось с первого дня? Говори, не стесняйся. Нам обоим надо выговориться, чтобы легче было остаться при своей точке зрения.
– …полюбила… – еле слышно бормотала Мадам.
– Чего? Можно погромче? То, что ты с первого дня полюбила меня чморить, это я в курсе.
– Я с первого дня тебя полюбила, – и окончательно закосплеила черепашку, втянув голову.
– Это у всех мажоров так любовь проявляется, или это твоя персональная симптоматика?
– Ты мне, конечно вправе не верить, но я, правда, тебя люблю. И я не хотела, чтобы ты ушёл.
– Как хорошо, что я всё-таки ушёл. Я б такую любовь по любасу бы не вывез.
– Да! Я – дура. Я – идиотка. Но я не знала, как по-другому действовать, и как должно быть правильно.
– Что – правильно? По-другому – чего?
– Всего. Если бы я тебя хвалила и правдиво озвучивала твои заслуги перед остальными ребятами, ты бы через пару проектов решил, что у тебя достаточно опыта, чтобы искать другое место работы. А чем бы я тебя тогда удержала?
– То есть, ты меня унижала для того, чтобы я считал себя полным чмом, и боялся потерять даже такую работу? И вот теперь ты пришла мне об этом рассказать?
– Нет. Я пришла отдать тебе твои документы, – Мадам снова протянула мне свой «кирпич».
Я взял «кирпич» в руку и удивился его ощутимой тяжести:
– И что тут за документы?
– Справка с места работы. Выписки из приказов. Характеристика. Рекомендательное письмо. Расчёт.
– Расчёт? Судя по весу, тут расчёт полёта на Сириус, выбитый на перфокартах, – я заглянул в «посылку».
Внутри было несколько сложенных листков бумаги и чисто конкретно нереальная котлета бабла, как говорят в таких случаях в криминальных новостях – в купюрах крупного достоинства. Столько денег я видел только в рекламе казино. С трудом сглотнув жабу, я протянул конверт обратно Мадам:
– Забирай. Я это брать не буду!
– Почему? Это же всё твоё, – удивление на её лице было очень достоверное.
– Я. Не. Верю. Ни. Одному. Твоему. Слову, – отчеканил я звонко, и бросил всю пригоршню в очень подозрительную личность.
– Ну, хорошо. Ты вправе мне не верить. Но документам-то ты веришь? Ты у меня работал официально. Я все налоги и начисления за тебя выплачивала. И
