– И что будет зависеть от его ответа? Если ты узнаешь, что все было не на самом деле, тебя это успокоит?
– А я беспокоюсь?
– Да, – уверенно кивнул Бруно. – Тебя тревожит, что ты бросил дело и ринулся на помощь напарнику. Хотя всегда говорил, что случись такое – и ты поступишь наоборот.
– Без моей помощи не только загнулся бы напарник, но и пострадало бы куда более важное дело. Каспар может и подождать, а вот Прага, разнесенная в клочья потусторонними тварями, все ж проблема куда серьезней.
– Конечно, – согласился Бруно с усмешкой, и Курт отвел взгляд в сторону, не ответив и лишь зашагав быстрее.
Помощник тоже шел молча почти до самого королевского дворца, заговорив, лишь когда показались стены собора на площади, и заговорив о другом.
Три дня, миновавшие с той странной ночи, прошли в ежечасных заботах, невзирая на то, что теперь эти заботы не приходилось нагружать на собственные плечи, а можно было делить с собратом по служению и прибывшими с ним экспертами. Тело колдуна, чья десница была уничтожена в ночь ареста Иегуды Толедано, извлекли из земли, попутно разворотив две соседние могилы, и обнаружили его не тронутым тлением, а лишь полувысохшим, будто вяленая рыба. Сожжение тела Буркхард постарался обставить как можно торжественнее, не просто не препятствуя зевакам проникать на кладбище, но и всячески привлекая внимание к процессу; однако горожане уже, казалось, на сильные эмоции были не способны, и единственное, что можно было услышать, когда дело было завершено, – всеобщий облегченный вздох.
Адельхайда так и пребывала в постели по сию пору. Яд, принятый ею с вином фон Люфтенхаймера, не причинил ей смертельного вреда, однако все эти три дня она поминутно впадала в забытье, переходящее в сон, и в комнату ее входили лишь лекарь да пара дворцовых служанок. Настаивать на своем посещении пострадавшей Курт не стал, дабы не привлекать лишнего внимания к их знакомству.
Собравшиеся во дворце рыцари и гости турнира разъехались на второй же день; остались лишь считаные единицы, по-прежнему изъявляющие готовность нести службу под рукой Императора или же поступить на оную. Тело фон Люфтенхаймера в первое же утро, под прикрытием всеобщей суеты, было тайком вынесено из дворца и брошено среди могил на самом отдаленном и заросшем месте кладбища, где его и обнаружили спустя полчаса. Весть о гибели подающего надежды молодого рыцаря Император выслушал с печалью, благодарно приняв соболезнования своих подданных, оставшихся в замке, и тут же отправил собственноручно сочиненное письмо его отцу, ландсфогту Ульма, в котором выражал свое сочувствие и благодарность за сына, воспитанного как должно настоящему рыцарю и даже принесшего жизнь в жертву своему правителю.
Разумеется, императорская жалость к давнему служителю трона и опасение за его дальнейшую вменяемость и лояльность были сами по себе достаточно вескими причинами позволить Императору скрыть произошедшее. Но не единственными, что и сам престолодержец прекрасно осознавал…
Курта Император пригласил в свои покои тотчас после его возвращения от раввина Леви-Кагнера, впрямую дав понять, что свидетелей их беседы быть не должно. Покинув помощника в выделенной им комнате, Курт поднялся к королю в одиночестве, пронаблюдав за тем, как тот, прежде чем запереть дверь на засов, долго всматривался в оба конца коридора, ведущего к его покоям.
– Вскоре во дворец прибудет майстер Сфорца, – заговорил наконец Император, пригласив гостя присесть, – однако мне есть что сказать и вам, майстер Гессе, до его приезда.
– Боюсь, я ничего теперь не решаю… – начал Курт, и тот оборвал, вскинув руку:
– Бросьте, майстер Гессе. Мне известно многое и из вашей жизни, и из службы, и о ваших полномочиях. Ведь вы приняли решение позволить мне скрыть причину смерти Рупрехта и солгать его отцу. Если б вы не были убеждены в том, что получите за это от меня подобающую любезность, вы не взяли бы на себя такую ответственность. И если б не были уверены в том, что вам это позволено свыше. Так вот теперь я желаю знать, чего вы от меня ждете, майстер Гессе. Что хотите получить в ответ.
– Коли так… Хорошо, – кивнул Курт, глядя Императору в лицо и отмечая, насколько тот постарел за последние три дня, на протяжении которых он видел блюстителя престола. – Единственное, о чем мы просим, Ваше Величество, это не оглашать причастность членов зондергруппы к покушению на вашего сына. Покушение предотвращено, виновник арестован и – поверьте, за все совершенное он получит сполна и уже получил немало.
– В последнее верю, когда это говорите вы, майстер Гессе, – тихо согласился Император. – И понимаю, почему вы об этом просите. Я уже видел, на что способны неверный слух или злонамеренная сплетня, и также полагаю, что выставлять напоказ неудачи в отношениях Конгрегации и трона не самая лучшая мысль в наши дни. Спокойствие обходится порою дорогой ценой, но именно оно нужней всего теперь… Я скажу это майстеру Сфорце лично и заверяю сейчас вас: от меня никто не узнает об этом, и сам я прослежу за тем, чтобы хранили молчание все осведомленные о таком положении дел. Думаю, и вы, и я вынесли из этих событий одно важное убеждение: верить нельзя никому, а меры безопасности никогда не бывают излишними.
– В этом я с вами спорить не стану, Ваше Величество, – согласился Курт, и тот, кивнув, продолжил:
– Есть еще кое-что, о чем я намереваюсь известить майстера Сфорцу и что касается вас напрямую, майстер Гессе. Вы правы: мой сын жив, избавлен от опасности, и от опасности избавлены столица Империи, честь Императора и будущее государства. Я не знаю, каким образом отметят ваши заслуги в Конгрегации, однако совершенно убежден, что их не могу оставить без благодарности я сам.
– Это моя работа, – возразил Курт, и тот нахмурился, оборвав его движением руки:
– Да-да. Я это знаю. Но помимо того, что вы инквизитор, майстер Гессе, вы еще и имперский рыцарь. И я принял решение о том, что ваше баронство будет пусть не достаточным, но вполне красноречивым выражением императорской благодарности. Не спорьте! – повысил голос Император, когда Курт открыл рот, чтобы возразить. – Я не желаю слышать более слов о вашей работе, о том, что таков ваш долг; как я только что сказал, мне все это хорошо известно. Но есть все же часть императорских повелений (даже для вас), которые не обсуждаются. Полагающиеся документы, регалии – все это будет, не сомневайтесь, как только чуть уляжется вся эта суета. Можете верить императорскому слову и с сей минуты считать себя бароном фон Вайденхорстом.
– Что ж… Благодарю вас, Ваше Величество, – произнес Курт как можно учтивее, и лицо престолодержца на миг искривилось в усмешке:
