упала со скалы – её оттуда столкнули!» - промелькнуло у Алекто в голове. Эта смутная и тревожная мысль схватила её за горло, а в мозг впился отчаянный вопрос: кто и зачем убил незнакомку?
Девушка повернулась, чтобы уйти, как вдруг её взгляд упал на что-то блестевшее среди камней. Оказалось, то была золотая цепочка с надетым на неё кулоном в форме сердца. Алекто подобрала цепочку и, рассмотрев кулон, на обратной стороне прочла короткую надпись: «С любовью, вечно твой Д.» Как ни была она потрясена трагедией, произошедшей у неё на глазах, но всё же не удержалась, чтобы не фыркнуть. Мало того, что сама фраза была расхожей, так ещё этот «Д» даже не потрудился упомянуть имя своей возлюбленной! С любовью - к кому?..
Зажав цепочку погибшей незнакомки в ладони, Алекто заспешила домой. По дороге она не переставала прокручивать в памяти увиденное на скалах: испуганное лицо девушки, кровь на её платье, рану на руке, тень за её спиной, - и чувствовала, что не в силах умерить охватившее её возбуждение. За всем этим скрывалась какая-то страшная тайна; образы загадочной незнакомки и её невидимого преследователя разжигали любопытство. А надпись на кулоне, которая свидетельствовала о любовных страстях, окружала эту странную историю романтическим и трагическим ореолом.
А ещё – это было первое убийство, с которым столкнулась Алекто, свидетельницей которого она стала. Но тогда она не могла даже подумать, что оно станет не последним. И что последующая за ним вереница чрезвычайных происшествий и необъяснимых злодеяний перевернёт её жизнь с ног на голову...
Жипп – узкий жакет, который поддерживал грудь; надевали поверх блио.
Блио – закрытое длинное платье, в котором линия талии зачастую была завышена жиппом.
Алекто шла быстрым шагом по щебнистой дороге, которая извивалась между двумя высокими стенами зелёной травы. Было что-то таинственное и влекущее в этой дороге: она начиналась у маяка и, белая, твёрдо утоптанная, бежала дальше в глубь равнины. Иногда расширяясь, иногда суживаясь, она поворачивала то в одну, то в другую сторону, и казалось, вот-вот оборвётся. Но за ближайшим повором появлялась вновь, маня и уводя за собой неизвестно куда. И только межевые камни с вырезанными на них родовыми гербами местами прерывали этот казавшийся бесконечным бег – вся равнина у побережья была издавна поделена между знатными семействами.
С одной стороны дороги, которой Алекто прошла от скал в глубь равнины, раскинулись, насколько хватало глаз, холмы, с другой, но уже ближе, виднелось широкое полукружие аллода Дом папоротников. Или, как его называли на местном наречии,Бруиден да Ре.
Вдоль каменной, старинной кладки ограды зелёной стеной высились папоротники, заслоняя собою дворовые строения и сам дом. Дом был не очень высок и с каждым годом всё больше врастал в землю, но благодаря дубовым, искусной резьбы рамам и добротной черепице на крыше он не походил на развалину. Хотя и замком - таким, какими их возводили на материке, в Нейстрии, - его никто не назвал бы. Это была старинная усадьба, где много лет ничего не воздвигали заново, а только поддерживали то, что было давно построено. И её размеры, и обилие растительности, и немыслимый возраст дома производили впечатление чего-то достойного почтения. Как было достойно почтения семейство, которое испокон веков владело имением Бруиден да Ре.
Алекто оставалось до имения несколько шагов, когда за её спиной послышался стук колёс. Дорога в этом месте суживалась, и девушка, отступив в сторону, пошла по обочине. Её обдало целым облаком тонкой мучнистой пыли, достаточно, однако, прозрачной, чтобы можно было различить повозку с двумя седоками, запряжённую парой породистых лошадей в блестящей упряжи. Свернув с дороги, повозка уверенно покатила к владениям Бруиден да Ре.
К тому времени, как Алекто вошла в дом, оба гостя уже расположились в гостиной у камина и начали разговор с хозяйкой имения, графиней Бертрадой де Лармор. Алекто собралась было присоединиться к ним, но какое-то необъяснимое чувство удержало её за дверью. А может, она просто ещё находилась под впечатлением того, что недавно увидела на скалах, и это чувство было нежеланием участвовать в разговоре с незнакомыми ей людьми.
- Встретив меня, - говорил один из мужчин, обращаясь к графине, - вы спросили, с добрыми ли вестями я приехал из Лютеции на Раденн. Что ж, я могу огорчить и обрадовать вас. И начну, пожалуй, с огорчительной вести. Дело в том, что я уже не так уверен, как прежде, что ваши сёстры, дамы Арогаста и Оригона, проиграют тяжбу. Я выяснил, что среди их покровителей при дворе короля немало влиятельных людей, которые возмущены бедственным положением этих благородных женщин и готовы любыми средствами защищать их права в суде.
- И эти слова я слышу от вас, мэтр Хильден?! От одного из лучших адвокатов Лютеции? Вы же клялись памятью своих предков, что оградите меня от хищнических притязаний моих сестёр! – в праведном негодовании вскричала Бертрада.
- Понимаете, мадам, здесь дело тонкое, я бы сказал, весьма деликатное дело наметилось. С одной стороны, вы и ваши права на имение; с другой, ваши родственницы и их связи в Лютеции. Серьёзные связи, хочу ещё раз заметить, которые могут ощутимо усложнить ваше и без того непростое положение... - попытался возразить мэтр Хильден.
- А разве вы, мэтр, – резко прервала его Бертрада, – не должны в первую очередь защищать мои интересы? Разве я плачувам не за то, чтобы вы отстаивали мои права в этой тяжбе, несправедливой по сути? Или, может, вы хотите, чтобы я увеличила оплату за ваши старания? Так ведь я не отказываюсь! Я уже говорила вам, что готова истратить последние деньги – только бы мои сёстры забыли о существовании этого имения! Бруиден да Ре больше не их кормушка: он принадлежит мне и моей дочери, и мы желаем распоряжаться нашим имуществом по своему усмотрению!
- Причина вашего гнева мне вполне понятна, но тратить последние деньги я вам всё же не советую, - заметил Хильден со сдержанной усмешкой. – Предположим, отдадите вы на судебные издержки все деньги – до последнего либра*. Но что же дальше? Как вы будете жить, продав утварь, скотину и тех немногих сервов*, что у вас остались? Вы об этом
