Ощущение того, что игра между двумя заклятыми врагами движется к концу, придало Сэму сил, оживило его. Победа - или, по крайней мере, возможность победы - была у него в руках. Для Сэма наступила возможность навсегда избавиться от Гулда. У него не было выбора - он должен был выиграть эту битву, цена поражения была череcчур высока. А когда он наконец уничтожит Гулда, их с Энни совместное будущее будет широко открыто, как сияющая равнина под золотистым солнцем, совсем как Нельсон показал ему как-то в "Railway Arms".
- Я здесь не для того, чтобы тащить твою ношу, - сказал ему тогда Нельсон. - Она твоя и только твоя. Будь сильным! От этого зависит будущее, Сэм. Твое будущее. Твое и Энни. Потому что у вас двоих есть будущее, если вы сможете дотянуться до него. Вы можете быть счастливы вместе. Это возможно. Это очень даже возможно.
Возможно - но не гарантированно.
- "Возможно" - это лучшее, что я могу получить, - сказал себе Сэм. - Пожалуй, я смогу увеличить эти шансы с чьей-нибудь небольшой помощью. Но к кому мне обратиться?
В эту же секунду он остановился, глядя на закопченую, запущенную городскую церквушку, из которой едва слышно доносились звуки медленной, хрипящей музыки. Органист разминался перед службой. Разгадка мелодии заняла у Сэма несколько мгновений - он стал прочесывать свою память, как захламленный чердак - и вдруг, довольно неожиданно, нашел то, за чем охотился.
- "Благодатная Скала", - пробормотал он себе под нос. И откуда-то из закоулков мозга вдруг стали появляться и накладываться на мелодию слова:
Лишь дыханье испустив,
Смертным снов глаза закрыв,
Воспаряю в те миры...
- Что-то, что-то ды-ды-ды, с благодатною скалой, расколовшейся пред мной.
Старые гимны, как фотографии в альбоме, имели такое могущество, что никакое количество рационализма и скептицизма не могло окончательно заглушить их. В нем пробудились глубинные эмоции - отчасти ностальгия, беспокойство, сожаление, отчасти надежда. Сэм задумался о своей жизни и смерти - и о Клайве Гулде, выступившем из сумрака - и о Нельсоне, который сорвал покровы, разоблачив в себе куда более значимую личность, чем обычный улыбчивый бармен из прокуренного паба - а еще он подумал об Энни, и воспоминания о ней, как и всегда, заставили дрогнуть его сердце и наполнили его странное, ненадежное существование тем смыслом и сосредоточенностью, о каких он только и мог просить.
Несмотря ни на что - несмотря на угрозы, опасность, приближающийся ужас в лице Дьявола во Тьме - Сэм почувствовал прилив счастья. Он знал, что долго это не продлится, но пока это чувство держалось, он грелся от его тепла, будто человек в лесной глуши, протянувший ладони к костру.
Сэм отвернулся от церкви, пересек пустынную улицу без единой машины и скрылся в кафе у Джо, где размешанный жирной ложкой кофе напоминал обычно слитое в отстой масло, а бутерброды с беконом казались намазанными бриолином. На столиках там были разложены клетчатые бело-красные пластиковые скатерки, на которых красовались бутылки уксуса с налипшими на горлышках волосинками и помятые пластмассовые игрушечные помидоры с кетчупом. Сам же Джо был неприглядным и упрямым мерзавцем, прячущим свое жирное пузо за забрызганным фартуком и никогда не чистящим ногти. Он имел обыкновение ронять в еду на плите пепел со своей самокрутки и проверять степень готовности блюда, ковыряя его пальцем.
Сэм любил это место.
- Доброе утро, Джо, - проговорил он, заходя внутрь и наслаждаясь кратким мгновением вспыхнувшего у него в душе приступа счастья. - Не слышно пока о мишленовских звездах[3]?
Джо в ответ что-то невнятно буркнул. Он запихивал в кастрюлю какие-то мясные ошметки, не исключено даже, что собираясь в дальнейшем кормить ими людей. Из портативного радиоприемника над плитой доносились странные меланхоличные рулады песни Элтона Джона о дороге из желтого кирпича.
- Мне, будь так добр, латте с экологически чистым обезжиренным молоком, - сказал Сэм. - Еще маффин с персиком и черникой и бутылочку минеральной воды без газа. Ну а на самом деле, я все как следует обдумал и решил взять инфаркт миокарда во фритюре и чашечку черного месива погуще, чтоб в нем стоймя стояла ложка.
Джо посмотрел на него так, будто он говорил по-норвежски, и Сэму пришлось пояснить: - Полный английский завтрак и чашку твоего неповторимого кофе, сразу же, как тебе будет удобно.
Тычком пальцем и коротким хрюканьем Сэму было дано указание сесть, и он устроился за столом лицом к двери, в ожидании Энни и своего завтрака, без разницы, в каком порядке. Он рассчитывал встретиться с ней в этом месте отчасти из-за того, что его собственная квартира настолько напоминала свалку, что стыдно было бы кому-то ее показывать, но в основном из-за того, что кафе у Джо всегда поднимало им настроение. Тяжело оставаться расстроенным, когда вынужден выдавливать кетчуп из пластмассового помидора. А то, что Энни сейчас требовалась искорка света для мятущейся души, было неоспоримо ясно. С того времени, как во Фрайерс Брук разгорелся мятеж, и они оказались в опасной близости от вооруженного ножом борстальского паренька Доннера, она начала замыкаться в себе и погружаться в размышления. К ней стали возвращаться глубоко захороненные воспоминания о той жизни, что была раньше, об отце, о той Энни Картрайт, что совсем не была похожа на сегодняшнюю. Пока что все казалось смутным, но она уже начала подозревать, что здесь, в этом 1973 году, все совсем не такое, каким кажется, и что безумные истории Сэма об ее прошлом, об ее семье, могут оказаться чем-то большим, чем просто фантазиями.
Мне нужно все ей объяснить, думал Сэм, не сводя глаз с двери. Это будет непросто для нас обоих, но сделать это необходимо. Когда Клайв Гулд дышит нам прямо в затылок, у нее нет выбора, кроме как понять все это.
Сквозь открытую дверь Сэм видел церковь через дорогу. Хриплая музыка прекратилась, и теперь туда вразнобой подтягивались прихожане. Сэм наблюдал, как пестрое сборище пенсионеров тянется через кладбище к двери церкви. Привычное для воскресного утра зрелище. Но все же от него у Сэма сжимало сердце. Вряд ли он был хоть сколько-то религиозен, но эта простенькая ветхая англиканская церквушка, со своей протекающей крышей, неухоженным кладбищем и немногочисленной паствой, говорила ему о Жизни и Смерти, о потусторонних мирах, о высоких намерениях и планах, что разыгрываются порой неисповедимыми способами. Это напомнило ему, что у 1973 года - как у лейтенанта Коломбо, неуклюжесть только внешняя, а за пошарпанным фасадом крутятся колеса, работают могучие силы, делаются крупные ставки.
- Кх-на, - пробурчал Джо, кидая на стол тарелку с яичницей-болтуньей, жирными шматками мяса и блестящим от сала куском поджаренного хлеба.
