— Кто ухаживал за вами? — резко спросил Смит.
— Мой собственный лечащий врач — доктор Рейли.
— Никто, кроме доктора, вашего секретаря — мистера Роше и, вероятно, вашего шофера, не входил сюда?
— Никто, мистер Смит. Как мне дали понять, таков был приказ авторитетных лиц, поступивший буквально через несколько минут после происшествия.
Смит остановился у стола напротив аббата и несколько мгновений пристально смотрел на собеседника.
— Вашу рукопись так и не нашли? — медленно спросил он наконец.
— К сожалению, нет. Ее, наверное, забыли в радиостудии.
— Напротив, наверняка не забыли, — сурово отрезал Смит. — Помещение студии обыскали самым тщательным образом знатоки своего дела. Нет, святой отец, вашей рукописи там нет. Я должен знать ее содержание — и источник поступившей к вам информации, ныне бесследно пропавшей.
Яростный порыв ветра сотряс Башню Тернового Венца и злобно завыл за стенами комнаты, в которой двое мужчин пытались найти решение проблемы, призванное повлиять на судьбу целой нации. Священник, куривший быстро и жадно, зажег следующую сигарету.
— Я не могу понять, — произнес он, и теперь в его голосе зазвучали нотки привычной уверенности и властности. — Не могу понять, почему вы придаете такое значение моим заметкам к последнему выступлению и почему мое неожиданное заболевание — естественным образом волнующее меня лично — вдруг так встревожило федеральные власти и вынудило их к таким странным действиям. — Священник откинулся на спинку кресла и взглянул в напряженное загорелое лицо собеседника. — Ведь по сути дела я нахожусь сейчас под арестом. А это, смею заметить, просто невыносимо. Я жду ваших объяснений, мистер Смит.
Смит подался вперед, оперся нервными, бронзовыми от загара руками на стол и пристально взглянул в поднятые на него внимательные глаза.
— С каким предупреждением хотели вы обратиться к народу? — осведомился он. — Что за Зло необходимо вырвать с корнем и уничтожить полностью?
После этих слов выражение лица аббата заметно изменилось. Казалось, он смутно вспомнил о чем-то, о чем хотел бы забыть навсегда. Он снова взъерошил волосы, теперь почти в смятении, и очень тихо произнес:
— Да поможет мне Бог. Я не знаю.
Внезапно аббат резко поднялся с места. Взгляд его стал безумным.
— Я не могу вспомнить. У меня полный провал памяти — во всем, что касается моего выступления. Должно быть, мой мозг поражен каким-то недугом. Доктор Рейли, думаю, придерживается такого же мнения — хоть он и молчит.
— Ничего подобного, — отрезал Смит. — Но рукопись необходимо найти. Это вопрос жизни и смерти.
Вдруг он умолк и как будто начал прислушиваться к вою ветра. Потом, не обращая внимания на священника, стремительно прыгнул через комнату и распахнул дверь настежь.
На пороге застыл в поклоне мистер Рише.
В комнате с затейливо расписанным потолком, приличествующем скорее своду минарета, за длинным узким столом сидела странная фигура.
Янтарно-желтый свет лился в комнату через четыре высоких готических окна, расположенных так высоко, что выглянуть из них мог только великан. Плотного телосложения человек, на вид лет шестидесяти семидесяти, с великолепной гривой белоснежных волос был одет в ветхий шерстяной халат. На длинных нервных пальцах импозантного старика желтели пятна никотина, поскольку он беспрестанно курил египетские сигареты. Последние лежали рядом в раскрытой коробке, и он зажигал их одну от другой — и курил, курил, курил без остановки.
На столе перед седовласым человеком стояли семь телефонов, которые не бездействовали ни минуты. Когда два аппарата звонили одновременно, курильщик прикладывал одну трубку к правому, другую — к левому уху. Он никак не реагировал вслух на поступающие сообщения и не делал никаких записей.
Во время коротких перерывов человек занимался делом, в котором сторонний наблюдатель мог предположить его подлинное призвание. На большом деревянном постаменте лежал ком глины, а рядом — орудия труда скульптора. Этот необычный старик, огромный выпуклый лоб которого свидетельствовал о могучем интеллекте, трудился, создавая слепок лица какого-то странного китайца.
В одну из редких минут передышки, когда скульптор осторожно вылепливал аристократический нос глиняной головы, вдруг послышался приглушенный звон, янтарный свет померк в четырех окнах, и комната погрузилась в кромешную тьму.
Несколько мгновений стояла полная тишина. В темноте мерцал огонек сигареты. Затем раздался незабываемый голос — странно гортанный, но произносящий все слова с предельной отчетливостью.
— Вы получили последнее донесение с Восьмой базы?
Старик за столом ответил с немецким акцентом:
— Человек, известный как федеральный агент Пятьдесят Шесть, прибыл на радиостудию в двадцать минут первого. В только что полученном от номера Тридцать Восемь донесении говорится, что упомянутый агент в сопровождении капитана Марка Хэпберна из войск медицинской службы США и еще девятерых человек прибыл в Башню Тернового Венца в двенадцать часов тридцать две минуты — в дополнение к уже находившимся там представителям федеральных властей. В последний раз агент Пятьдесят Шесть упоминался в донесении в связи с его разговором с аббатом Донегалем. Содержание разговора осталось неизвестным. Более никаких новостей не поступало.
— Номер, отвечающий за рукопись?
— Он еще не представил рапорт.
— Когда получено последнее донесение от номеров с Уивер-фарм?
— В одиннадцать ноль семь. Орвин Прескотт по-прежнему живет там в уединении. Его планы, касающиеся дебатов в Карнеги-холле, остались прежними. Это сообщение от номера Тридцать Пять.
Вновь раздался приглушенный звон. Янтарный свет вновь вспыхнул за окнами — и скульптор с видимым удовольствием вернулся к своему занятию.
1
В кабинете сэра Патрика Донегаля на верхнем этаже Башни Тернового Венца Джеймс Рише стоял лицом к лицу с федеральным агентом Пятьдесят Шесть. У молодого человека явно поубавилось вкрадчивой учтивости.
— Ваше неожиданное появление, мистер Рише… вполне естественно, — произнес Смит, холодно глядя на секретаря. — Оно очень кстати. Давайте-ка вспомним ваши показания. Согласно вашим словам — к несчастью, аббат не помнит этого, — определенный материал для заключительной части обращения он получил в этом самом кабинете рано утром в субботу во время личной беседы с доктором Орвином Прескоттом.
— Полагаю, так. Хотя я при беседе не присутствовал.
