Глава первая
Воссоединение
Часть первая— Я хочу услышать, что вы думаете, — сказала Мора.
Шел четырнадцатый день с момента пробуждения Маджина. Адлет и остальные, разобравшись с ловушкой Тгунея, были у Вечного Цветка, в безопасной зоне на земле Воющих Демонов. Они ждали, пока Ханс и Мора залечат серьезные раны.
Вокруг почти не было Кьема. Было похоже, что Кьема ждали их в лесу на западе, что назывался лесом Сломанных Пальцев. Этот лес занимал почти две пятых всей территории Воющих Демонов, а назван он был в честь тысячелетнего события, когда Святая Одного Цветка была атакована в лесу и потеряла палец на левой руке.
Пока они ждали исцеления Моры и Ханса, Герои обсуждали возможность обнаружения седьмого, они предлагали разные догадки. Но даже со всеми этими обсуждениями они так и не нашли ответа. Не знали они и того, как была создана поддельная метка.
Они обсуждали подробно сражение в барьере Тумана Иллюзий. После того, как была раскрыта истинная сущность Нашетании, Адлет потерял сознание в той битве, а потому он спрашивал, что случилось после этого. Ханс, Мора и Чамо преследовали Нашетанию, но на рассвете они добрались до края барьера, и Нашетания исчезла.
Почему Нашетания предала их, насколько сильно Кьема влияли на мир людей? Они обсуждали эти темы, но так и не находили ответов.
Фреми рассказывала им все про внутренние порядки Кьема. Подчиненные Тгунея звались темными специалистами. Они не могли увеличивать свои силы, но каждый из них обладал особой способностью, которую они могли развивать.
Те Кьема были особенно хороши в преследовании. Фреми сказала, что Кьема собирали силы, чтобы проникать в тела Святых и связывать их силы. Кьема так же совершенствовались в добывании информации у людей. Они развивали особое чутье, они уже могли рожать детей от людей.
Даже Фреми не знала обо всех особенностях темных специалистов. Тем не менее, она рассказала все, о чем ей было известно, об их силах и внешности.
Они говорили и о другом, но к рассвету темы для разговоров исчерпались, и Мора поспешно предложила им высказать свои мнения.
— В чем дело, Мора? — спросил Адлет.
— Может, послушаем, кого каждый подозревает как седьмого?
— Лучше не высказывать неподтвержденных подозрений.
— Я понимаю. Но если даже скажешь, что не подозреваешь никого, я все равно кое-кого подозреваю. А если знание того, что каждый подозревает, поможет нам не быть обманутыми?
Адлет был в плохом настроении, но вместо него тихо ответила Фреми:
— Не думаю, что идея плоха.
— Нья, я не вижу в этом смысла, — сказал Ханс.
— Конечно, пока мы не докажем, никого убивать не будем. Но мы явно сможем убедиться в правоте догадок в будущем.
— Что ж… думаю, вас не остановишь, — пожал плечами Адлет.
— Я подозреваю Голдофа, — первой сказала Фреми. — Он был рыцарем Нашетании. Подозревать его естественно.
— Разве? А Чамо подозревает тебя, Фреми, — прервала ее Чамо. — Это очевидно. Чамо не забыла, как ты не так давно пыталась убить Чамо.
— Так и было. Есть еще мнения? — Фреми не обратила внимания на слова Чамо.
— …Вообще-то я тоже подозреваю Голдофа, — сказала Мора. — Да, он служил Нашетании, но я не поэтому думаю, что он седьмой. Но он никак не участвует в общем деле.
Голдоф тихо слушал их троих, но в его глазах не было жизни. Он смотрел в землю, согнув спину. Таким он был все время, которое они находились на территории Воющих Демонов.
— Голдоф, если ты не седьмой, то не мог бы ты больше помогать товарищам? Разве ты не понимаешь, что твои слова и поступки могут показать, что ты — не седьмой? Разве тебе нравится, что тебя подозревают? — говорила Мора, но ее слова, похоже, Голдоф не воспринимал.
Хотя он ее слышал, его сознание словно было закрыто. Когда Адлет впервые встретил Голдофа, он таким не был. Он был сильным, верным и порой показывал заносчивость, свойственную юным рыцарям. По крайней мере, таким его увидел Адлет. Но челочек, что остался после Нашетании, был совсем другим.
— Что ты думаешь, Голдоф? — спросил Адлет.
Но Голдоф молчал. Чамо вскинула руку в воздух.
— А, ладно. Чамо еще думает, что Ролония подозрительна.
— Что?! — тихая Ролония внезапно вскрикнула в истерике. — Ч-чт… почему… ты так думешь?
— Ну, смотрите. Чамо не понимает, что у тебя в голове. Это подозрительно.
— Я-ясно… П-простите. Я… буду стараться, — сказала Ролония, ее тело дрожало.
— Но все же я остановлюсь на Фреми. Ага, это Фреми.
— А ты что думаешь, Ханс?
Получив вопрос, Ханс прислонил к подбородку ладонь и задумался на мгновение.
— Я… а я подозреваю Адлета и Чамо, нья, — все, кроме Голдофа, уставились на Ханса в недоумении. — Я не говорю о подозрениях в целом. Я думаю, важнее посмотреть, кто будет опаснее всего, как седьмой. Адлет был самым опасным, когда мы думали, что он — седьмой. А дальше Чамо. И я подозреваю их.
«Я тоже так думаю», — отметил Адлет с уважением.
— А что скажешь ты, Ролония, нья? — спросил Ханс.
Ролония озиралась, словно ей было сложно сформулировать мысли.
— Говори честно. Чамо же сказала, что ей сложно тебя понимать?
Фреми ее подгоняла, и Ролония тихо сказала:
— Я подозреваю… Голдофа-сана. По той же причине, что и… Мора-сан.
Трое из пяти подозревали Голдофа. Был он невинным Героем Шести Цветов или седьмым, но ситуация для него складывалась плохая. Тем не менее, Голдоф никак не реагировал на это.
— А ты что думаешь, Адлет?
— Раз уж я лидер, я ничего не скажу. Если я обвиню кого-нибудь, это ударит по доверию, — решил Адлет.
— Что ж, так может быть лучше, нья.
И все взгляды переместились на Голдофа. Он поднял голову и посмотрел пустыми глазами вокруг.
— Голдоф, что скажешь? Ты нас вообще слушал, нья?
После молчания Голдоф ответил:
— …Я слушал.
— Тогда кого подозреваешь ты, нья?
— …Никого.
Его слова всех смутили. Разве он не должен был обвинить кого-то вместо себя?
— Кто бы ни был седьмым… мне плевать. Что это даст?
— Голдоф. Именно из-за такого отношения мы с Ролонией подозреваем тебя, — разозлилась Мора. — Почему ты не думаешь над тем, кто седьмой? Почему не рассказываешь о том, что знаешь о Нашетании? Ты вообще собираешься защищать мир?
— …защищать мир? — на миг глаза Голдофа ожили. Он посмотрел на ладонь, и она сжалась в кулак. — Верно, Мора. Я помню. Я защищу мир. Я должен его защитить. И по этой причине я…
Рука Голдофа затряслась, издавая странный звук. Он сжал кулак с такой силой, что захрустели кости.
