– Эй, я так не играю! – Саймон повертел хламиду и для убедительности отфутболил «костюм», предварительно хорошенько по нему потоптавшись.
Ребятки-архангелы зашушукались. Язык был явно американский, но с примесью какого-то акцента.
– Меня что, похитили иностранные шпионы? – попытался наладить контакт Филлипс.
Все же неприятно, когда рядом – китайские болванчики. Саймон переступил с ноги на ногу: в помещении на топливе явно экономили. Попробовал тряхнуть за рукав ближайшего к нему парня и тут же отдернул ладонь. Саймона словно сунули в ледяную полынью – даже труп был бы теплее, чем этот мудак с акцентом.
Феникс почувствовал, как в животе собирается тугой комок: преддверие хорошей драки, и уже изготовился двинуть ближайшего чудика ногой.
Но тут позади заскрипело, задребезжало: Феникс обернулся.
Такого он еще не видел: в глубине помещения сначала тонкой полоской, потом световым раструбом вырос и засиял небесно голубой свет. В конусе восседала величественная фигура и две менее величественные по бокам. Над троицей сиял золотой ореол.
– Святая Троица! Черт бы меня побрал! – ахнул Саймон, хлопнув себя по ягодицам.
Видение приближалось. И по мере приближения свет золотился ярче, сильнее, пока перед Саймоном не остановилась тривиальная трибуна с тремя трясущимися маразматиками.
– Высочайшая комиссия по выпуску преступников на поруки имеет честь приветствовать мистера Саймона Феникса Филлипса! – провозгласил средний.
Саймон мог бы поклясться, – не разжимая губ.
– А дальше что? – буркнул Саймон, ежась. – Хоть одеться дайте, черти!
– Штраф за употребление нецензурных выражений, – пролепетал непорочно чистый голосок, и Саймон обернулся глянуть на его обладательницу.
Позади него возвышался стеклянный куб с переплетением лампочек и проводов внутри. И никаких девиц!
– Мистер Саймон, – голос превратился в старческий и скрипучий, – если вы так начинаете жизнь в нашем обществе, вам придется довольно туго…
– Дерьмо собачье! – удивился Саймон: теперь без сомнений говорил куб, хотя Саймон каким-то шестым чувством понимал, что слышит старикашку.
Девица завела прежнее:
– Штраф за употребление…
– Да объясните, что тут, к дьяволу, происходит?! – взорвался злой, замерзший и очень голодный Саймон, приплясывая на месте.
– Здесь происходит заседание высочайшей комиссии…
– Это я уже слышал, – возразил Филлипс, – а почему я тут торчу? И голый?
– Вам предстоит пройти процедуру проверки на «абсолют», то есть мы выясним, насколько вы отличаетесь от животного. Но если вас смущает нагота, – старик сделал знак, и тут же один из болванчиков протянул Саймону его кожаные штаны и оранжевую майку. В рукаве он их прятал, что ли? Штаны были Саймона, насчет майки он засомневался, но спорить не стал, натягивая одежду.
– А обувь? – пошел Филлипс до конца.
Кроссовки были без металлических подковок, в стельке не было кинжального лезвия, заначка в двадцать баксов исчезла, но размер подошел. Теперь Саймон почувствовал себя почти человеком и сузил глаза:
– Так, кто-то вякнул насчет того, что я зверь? – теперь, когда он твердо выяснил: дверь слева ведет на улицу, ему оставалось лишь подобраться к старичью на расстояние вытянутой руки. Или, лучше, ноги.
– Год, место и время рождения! – бормотал старик.
– Что-что? – Саймон сделал шаг, словно не расслышал.
– Минус три пункта! – сухо констатировал трухлявый пень. – Заторможенность реакции! Повторяю вопрос: год…
Саймон не стал ожидать продолжения: теперь на пути к свободе лежало три метра пластикового покрытия и три пня. Ближайшего Саймон выдернул, как репу, схватив за сухонькое запястье и отшвырнул от себя. Позади что-то шлепнулось и ойкнуло. Старикан, который был любопытнее, оторопело привстал с кресла, пытаясь что-то сказать посиневшими губами. Удар в челюсть отнял у него дар речи, а заодно и любопытство. Краем глаза Саймон наблюдал за ребятами в голубом: те стояли, как приклеенные, смиренно сложив лапки.
– Чертово дерьмо! – прошипел Саймон, все больше и больше распаляясь.
Можно было в кульбите перескочить через шаткую преграду из третьего пня, но Саймон не мог отказать себе в удовольствии. Одной рукой он ухватился за реденький кустик бороды, а в кулак другой вложил всю ненависть человека, которого даже бить некому.
Старичок хрюкнул и попытался прикрыться ладонью. Синие вены распалили Феникса еще больше. Он бросил старика на пол и принялся молотить тряпичное тело. Первая его жертва уже пришла в себя и, приподнявшись на колени, умоляюще протягивала руки. Саймон отпрыгнул от помятого деда и точнехонько опустился на спину замершей в мольбе фигуры. Под кроссами что-то хрустнуло. Старик без стона распластался на полу. Тот, что показался Фениксу Всевышним, только шипел, выпучив глаза:
– Минус сорок пунктов! Минус двести двадцать пунктов! Минус человек! Зверь! – в старческой немощи проснулся неистовый клич насмерть перепуганного человека.
– Зверь? – Саймон ухватился за сморщенные щечки в сетке капилляров. Сжал. Потянул за дряблую кожу, а потом резким движением свернул голову старика. Из черного провала рта хлынула кровь, заливая грудь жертвы. В горле что-то булькало. Саймон отбросил обмякшее тело и отер руки о кожу штанов: у пня явно была сломана шея.
Вдали, нарастая, несся вой сирены. Саймон еще раз глянул на оцепенелых мальчиков, но инстинкт подсказал, что это не те, с кем стоит терять время. А приближающийся глас полиции подтверждал: мистера Саймона будут искать, но копам придется пошевелиться, чтобы не потерять надежду на встречу с Фениксом.
Что бы вся эта дурацкая комедия ни означала, и где бы Саймон сейчас ни находился, самое время делать ноги.
Дверь пропустила Феникса наружу беспрепятственно, благожелательно напутствовав:
– Желаем всегда и везде поддерживать статус «абсолют»!
– И тебе того же! – ответил Саймон, запуская в синее око видеокамеры шестиколесную тележку и ныряя в зелень кустов.
Еще некоторое время наружные видеокамеры следили за шевелением листвы, а потом мистер Филлипс растворился.
Оторопевший мир содрогнулся и замер.
И лишь один человек на планете равнодушно щелкнул пультом управления визора, переключившись на развлекательный канал. – Еще коктейль, мистер Бредли? – незримая фигура протянула бокал с напитком.
Эдгар Бредли потянулся, напружинив руки. Рукав шелкового халата, расшитого экзотическими мордочками зверюшек из мультфильмов, сполз, обнажив загорелую руку. Бугрились мускулы, перекатываясь под кожей теннисными мячиками. Эдгар полюбовался на голобрюхую девицу, смешно рассказывающую зрителям анекдоты, и отстранил висящий в воздухе стакан:
