его в сумасшедший дом? Не ты это сделал? Что ж, так оно и есть. Он уже совсем спятил, бедняга. Я думаю, что он всегда был немного странным. На днях я навестил его, и, знаете, для меня было настоящим шоком – увидеть его в палате с большим количеством других мужчин, и все они делали что-то странное. Кстати, Питерс на днях сказал мне, что многоквартирный дом должен быть снесен. Город собирается снести несколько домов вдоль берега озера, чтобы расширить бульвар. Он говорил, что они не разрушат их еще три или четыре года. Забавно, да? Хотите посмотреть, что сам Мэтьюз написал об этом деле?
Я хотел и сделал это. И, как и Мэтьюз, я настоящим представляю эту историю читающей публике и предоставляю ей самой сделать выводы.
КОНЕЦ
Чарлз Г. Блэндфорд
Я редко интересуюсь киносеансами, но этот конкретный фильм обещал быть интересным, поскольку, будучи помощником куратора Государственного музея естественной истории, я помогал собирать в достоверные копии разрозненные останки именно таких существ, которые как живые двигались передо мной на экране.
На какое-то время я полностью погрузился в картину, поражаясь тому, как камера может обмануть глаз. Казалось невероятным, что вес самого крупного из этих псевдозавров, барахтающихся в грязи, едва превышал пять фунтов, в то время как самый маленький из живших динозавров, несомненно, весил столько же тонн.
Я был грубо выведен из задумчивости сильным толчком мужчины, занимавшего место рядом со мной. Я вспомнил, что этот парень обратился ко мне с замечанием, когда я вошел в театр, и, видя, что он был незнакомцем, я не ответил. Затем он последовал за мной по проходу, минуя множество пустых мест, и занял место рядом со мной.
– Ты можешь себе представить, – сказал он, наклоняясь и шепча мне на ухо, – что человек может быть укушен одной из этих тварей и остаться в живых, чтобы рассказать об этом?
– Я уверен, что не могу, – ответила я тоном, который должен был препятствовать дальнейшему разговору, но мужчина был настойчив.
– Меня укусил один такой, – поразил он меня своим утверждением. – и я готов доказать это.
Мне говорили, что алкоголь, который обычно пьют в наши дни, может вызвать галлюцинацию, которая вызовет в воображении динозавров и множество других невозможных вещей, но, конечно, не свидетельство укуса одного из них. Поскольку у этого человека не было характерного запаха алкоголя в его дыхании, я решил, что он, должно быть, сумасшедший, и, испытывая особое отвращение к сумасшедшим людям, я покинул показ фильма до его окончания. Однако от моего соседа по сиденью так легко было не избавиться. Я стоял на обочине в ожидании транспорта, который отвез бы меня обратно в музей. Он появился, неся дешевый на вид футляр для телескопа. Он очевидно шел в мою сторону и, к моему раздражению, снова обратился ко мне.
– Ну, профессор Джеймсон, – сказал он, – полагаю, вы меня там не узнали?
Здесь, при ярком освещении, он казался вполне нормальным; его одежда была чистой, а насмешливая улыбка и широко раскрытые голубые глаза обезоруживали. И было что-то смутно знакомое в его морщинистом, обветренном лице. И все же, хотя он знал мое имя, я был уверен, что он был совершенно незнакомым мне человеком. Я читал, что всегда лучше поддакивать психически нездоровым людям.
– Не совсем, – уклончиво ответил я. – Вы извините меня, пожалуйста, потому что я вижу приближающийся мой трамвай.
– Я Рональд Джарвис, – сказал он, беря свой телескоп и следуя за мной к автомобильной дороге. – Вы видимо забыли, что именно я отправился с профессором Шлекингом в исследовательскую экспедицию для Музея двадцать лет назад?
И это действительно был Джарвис, правая рука бывшего главного хранителя музея, который двадцать лет назад отправился в северный Квебек в поисках племени белых индейцев, которые, как говорили, существовали где-то в этой удивительной стране и чей бог Маниту был легендарным "Feu Perpetuel" 3, или Вечный огонь, сообщения о котором сохранялись в то время. Предполагалось, что весь отряд погиб, так как до этой минуты не было получено никаких известий об экспедиции. Мой трамвай стоял передо мной, и кондуктор нетерпеливо требовал, чтобы я сел или вышел, так как у меня была нога на нижней ступеньке. Я выхватил кейс из рук Джарвиса и спрыгнул на платформу, а он, чтобы вернуть кейс, был вынужден последовать за мной. Трамвай тронулась с места рывком.
– Я не понимаю, зачем вы это сделали, профессор. Джеймсон, – возмущенно запротестовал Джарвис, – я должен найти ночлег.
– Вы можете поселиться у меня, – ответил я. – Профессор Мюнстер все еще в Музее и захочет получить от вас весточку как можно скорее.
– Но я могу не отчитываться до завтра. Я написал ему из Кокрейна, что буду здесь двенадцатого.
– Значит, он знает, что ты придешь? Я надеялся преподнести ему приятный сюрприз. Вот мы и приехали, – сказал я, когда трамвай притормозила у перекрестка рядом с Музеем, и, все еще держа телескоп, я спрыгнул, за мной последовал Джарвис. Джарвис снова затормозил у входа в музей.
– Я устал как собака, профессор Джеймсон, – сказал он. – Я был постоянно в дороге почти в течение трех месяцев. Давайте отложим это до завтра.
Но я не намерен был слушать подобные вещи. Я знал, что шеф, должно быть, получил письмо от Джарвиса с последней почтой сразу после того, как я покинул музей, и что он будет нервничать, пока не получит хотя бы предварительный отчет о последней экспедиции.
Профессор Мюнстер сидел за своим столом. Перед ним была расстелена большая карта Канады, которую он, очевидно, изучал в ожидании визита Джарвиса.
– Джарвис! – воскликнул он, увидев нас. – Благослови Господь мою душу, но я рад, что ты пришел этим вечером, иначе я уверен, что не сомкнул бы глаз всю ночь.
Пока я объяснял обстоятельства, которые свели меня с нашим бывшим атташе, Джарвис устало опустился в кресло напротив Куратора, который пристально рассматривал его сквозь толстые линзы своих очков.
– Последние двадцать лет пошли тебе на пользу, Джарвис, – заметил он, – когда ты уходил, ты был худым, теперь ты окреп. Хотя вы не упомянули этот факт в своем письме, я предполагаю, что профессор Шлекинг не смог пережить суровую зиму на крайнем севере?
Страдальческое выражение промелькнуло на лице нашего посетителя.
– Дело было не в холоде. Профессор Мюнстер, нашего бедного друга постигло нечто более ужасное. Вы настаиваете на отчете сегодня вечером?
– По крайней
