Я снова вышел на улицу и направился к мастерской-ангару. Воздух внутри него, горячий, липкий от жары, насыщенный вонью смазки, технических жидкостей и заскорузлых тряпок, окутал меня, лишь только я шагнул в калитку, прорезанную в больших воротах. Выдержав там несколько секунд, я выскочил на солнце. Подождав немного, я несколько раз глубоко вздохнул и нырнул в душное, лишающее сил нутро ангара. Я нашел выключатель, но двери даже не дрогнули, лишь с помощью рукоятки и двухминутных усилий удалось победить заклинившие ворота. Через открытые настежь двери я вывалился наружу и спрятался в тени. Чтобы закурить, пришлось вытереть залитое потом лицо; в неподвижном воздухе влага на лбу не испарялась, каждые полминуты приходилось проводить по нему рукавом, чтобы пот не щипал глаза. Послышался шорох чьих-то шагов по траве. Пилот шел в мою сторону, неся две банки пива. Я поблагодарил его взглядом из-за края первой банки.
— Спаситель… — сказал я, открывая вторую.
Он широко улыбнулся и кивнул в сторону темного вонючего нутра ангара.
— Последний из могикан… — сказал он. — Флаеры, какими бы они ни были, скоро положат конец всем частным аэродромам.
Я кивнул и поставил банку у своих ног, рядом с первой. У меня промелькнула мысль, почему я не бросил их просто на траву, но ответа не нашел, так что лишь вздохнул и снова нырнул в уже несколько остывший и не столь ядовитый воздух ангара. Я медленно прошелся вдоль полок с емкостями, заполненными засохшей смазкой; там стояли даже древние стеклянные бутылки, в которых от содержимого остался лишь запах. Обрывки тряпок и бумаги приклеились от времени к полкам. Я все больше убеждался, что все, что там было, присохло, приклеилось, срослось с полом, так что, даже если бы кто-то перевернул ангар вверх ногами, единственным, что изменило бы свое положение, был бы я сам. Пол, размякший от многолетней жары, сохранил несколько сот отпечатков колес самолетов, но отпечатки эти заполнились какой-то смазкой или маслом, которое потом застыло, образовав некое подобие продолговатых мутных зеркалец. Стена напротив входа была увешана несколькими слоями схем разнообразных летательных аппаратов. Некоторым из рисунков вполне могло бы найтись место в музее техники. В углу валялся фюзеляж какой-то авиетки. Я остановился в четырех шагах от него и закурил.
— Э-эй! — послышался от дверей голос пилота, показывавшего на мою сигарету. — Если загорится, выскочить не успеете.
Жестом успокоив его, я снова посмотрел на гондолу без колес и крыльев, на обращенную ко мне ее нижнюю часть и пол вокруг. В конце концов я подошел ближе. Мое движение обеспокоило рой мух, вившихся над тем местом, где должна была находиться кабина; махнув несколько раз рукой, я присмотрелся внимательнее. Сквозь вездесущий запах истлевшей техники до меня донесся другой, сладковатый и тошнотворный. Я обошел гондолу и начал отгонять мух сигаретным дымом. Торопиться было некуда — Паунси спешка уже не требовалась. Он сидел, вернее, полулежал в кресле пилота, будто ему вдруг захотелось вспомнить старые годы и он начал забираться в лежащее на боку кресло. Когда он уже почти лег на бок, с ногами на педалях, кто-то прошелся по его груди, от правого плеча до левого локтя, тонким раскаленным железным прутом, а может быть, лучом лазера…
— Черт! — выругался я сквозь зубы. Склонившись над Айвором Паунси и, ни до чего не дотрагиваясь, лишь отгоняя летавших перед глазами мух, я тщательно осмотрел тело. Потом снова обошел гондолу кругом и через ангар вернулся к пилоту.
Он стоял в двух шагах от вделанного в пол рельса, по которому перемещались ворота. Потянув носом воздух, он вопросительно посмотрел на меня. Я нашел свои банки от пива и бросил в одну из них окурок. Было так тихо, что я услышал шипение гаснущей в остатках пива сигареты. Вздохнув, я посмотрел на небо.
— Свяжись с ближайшим полицейским участком и сообщи о том, что в ангаре обнаружено тело. Убитый — хозяин всего этого… — я обвел рукой вокруг, — хлама. Если необходимо, — добавил я, — свяжись с…
— Не нужно, — прервал он меня. — У вас и так высокие полномочия от шефа. Сейчас сообщу.
Я пошел к флаеру следом за ним и, пока он связывался с управлением в Тонделе, выпил еще банку пива. Судя по доносившемуся из динамика голосу, кто-то в Тонделе страшно обрадовался убийству. Резкий официальный голос приказал не двигаться с места, ничего не трогать и вообще ничего не делать. На середине инструкций пилот выключил микрофон и вопросительно взглянул на меня.
— Провинция. — Я пожал плечами. — Они здесь все еще смотрят фильмы с Богартом.
— У вас есть оружие? — спросил он. — Может, спрятать?
— Не надо. — Я сел в флаер и, захлопнув дверцу, включил кондиционер на максимум и упал в кресло. Несколько минут я смотрел в небо, пока на нем не появилась точка, быстро превратившаяся в полицейский флаер.
— Надеюсь, они сейчас гробанутся, — злобно пробормотал пилот.
— Не дай бог, — сказал я. — Тогда нас обвинят в попытке воспрепятствовать следствию.
Мы наблюдали, как флаер довольно изящно сел и из него выскочили трое. Пропеллеры остановились почти сразу же, но двигатель продолжал работать на малых оборотах. Троица развернулась в мини-цепь. Старший из них, демонстрируя презрение к смерти, подошел прямо к двери пилота, остальные заняли стратегические позиции — один встал рядом с ним у двери, второй остановился перед носовой частью. Наверняка в задачу его входило собственной грудью остановить взлетающий флаер.
— Странно, что они не набросили нам лассо на пропеллеры, — сказал я пилоту и открыл дверь.
— Выходите! — решительно пролаял командир отряда.
Я захлопнул дверь у него перед носом и открыл окно.
— Свяжись с ближайшим постом и сообщи, что на нас напали трое подозрительных личностей, выдающих себя за полицейских.
— Подожди! — заорал он, прежде чем пилот успел пошевелиться. Выхватив из кармана жетон, он жестом поторопил помощников. На солнце сверкнули еще две бляхи. Видимо, их жены тратили немало времени на чистку этих атрибутов власти. — Детектив Джон Хард! — рявкнул главный. — А это — сержанты Финкель и Аймсон.
Я снова открыл дверь, спрыгнул на пожухлую траву и, достав лицензию, протянул ему. Прежде чем карточка успела совершить путь от моего кармана до его ладони, на лице его успело появиться презрительное выражение, которое сменилось неподдельной злостью, когда он увидел литеру «А» рядом с моей фамилией.
— Истинный помощник правосудия, — язвительно буркнул он.
Я понял, что сотрудничать с ним не удастся. Повернувшись к флаеру, я спросил:
— Ты включил запись, как я тебя просил?
