Сам Миллор почти не изменился, так, появилось два-три новых здания, да крепостная стена подновлена. Гунинбиль, как житель города, пошлину за вход не платил. Помахав рукой знакомым с детства стражникам и перекинувшись с ними парой слов, он прошёл через ворота. Отец его, ИХОСС четвёртого ранга, тоже был стражником, но погиб при очередном конфликте между двумя королевствами, много воды с тех пор утекло. И вот сын решил продолжить дело отца и добросовестно окончил школу Сагу-сагу. Настанет его время! Бедность — не порок, но жить хочется лучше. И для этого у Гунинбиля имелись планы и возможности, открывающиеся после окончания школы.
Вот и дом. Старое, каменное, трёхэтажное здание, где они занимают маленькую комнатку на втором этаже. Взлетев по лесенке, показавшейся значительно меньше, чем в детстве, он открыл дверь. Матери дома не было. Она работала кухаркой в солдатской столовой, приходила только вечером.
Обстановка комнаты не изменилась, только всё выглядело каким-то обветшалым. Да, пять лет, это вам не пара декад! Гунинбилю всё казалось знакомым и незнакомым. Он открыл оружейный шкаф, там, в полной сохранности, располагалось вооружение отца, а теперь и сын добавил к нему своё оружие, полученное в школе, оставив себе только широкий нож на поясе. Обойдя «владения», Гунинбиль прилёг на кровать и не заметил, как уснул, сказалась предыдущая ночь, когда он так и не сомкнул глаз.
Назойливый, словно комар, сон прервал радостный возглас:
— Сынок! Ты вернулся.
— Здравствуй, мама, — Гунинбиль вскочил с постели и обнял немолодую женщину. — Да, я снова дома. И теперь всё у нас наладится.
— Дай я на тебя посмотрю, — мать отстранила сына и осмотрела его, полным от слёз радости взглядом. — Вырос-то как! Возмужал. А, как на отца-то стал похож! Вот он бы обрадовался.
— Да, он всегда хотел, чтобы я стал настоящим воином. И я им стал! Пару дней осмотрюсь и поступлю в отряд городской стражи.
— Времена нынче смутные. Да ты, наверное, голодный! — спохватилась мать. — Садись, сейчас накормлю.
Женщина быстро накрыла стол чистой скатертью и поставила тарелки с незамысловатой пищей. Управившись, села напротив, любуясь сыном.
— Мам, ты что-то про времена нынешние начала говорить, — напомнил Гунинбиль, отламывая ломоть хлеба.
— Солдаты всякое рассказывают. Про наместника ты слышал?
— Да.
— С этого всё и началось. Как занедужил правитель, Аникорцы стали к войне готовиться, они всегда хотели заполучить нашу излучину Старлины, а тут такой удобный случай!
— А князья-то, они чего, не понимают опасности?
— Понимать-то понимают, только, кто их аппетиты сдерживать будет? К власти рвутся, поделить её никак не могут.
— Значит, Аникор ждёт междоусобицы, а потом и сам жаждет поживиться.
— Примерно так, — мать грустно улыбнулась сыну.
— Гарнизон кого поддерживает?
— Капитан принял решение — не вмешиваться. Охрана города — это самое главное! Так он сказал.
— Город один не выстоит.
— Не скажи. Видел? Стены новые, ров почищен, провизия запасена, всё готово к долгой осаде.
— Спору нет, Миллор орешек крепкий, но без внешней помощи? — Гунинбиль в сомнении покачал головой. — Долго ли он продержится?
— Ох, сынок, не знаю я, — вздохнула мать.
— Хватит о политике. Лучше поведай, как тут Альхира поживает?
— Ждала я этого вопроса и боялась, — сразу погрустнела мать. — Была надежда, думала, может, ты всё знаешь…
— Что, что случилось? — забеспокоился Гунинбиль, в голове зашевелились мрачные мысли.
— Эх! Да чего уж теперь, замуж она вышла.
— Как! Когда? — вскочил Гунинбиль.
— Не кричи, я пока не глухая. Сядь и успокойся, — строго приказала мать.
— Постараюсь, — сбавил он тон, опускаясь на место.
— Так-то лучше. В прошлом месяце свадьба случилась.
— Значит, чуток не дождалась, — голова поникла, и голос парня стал глухим. — И кто счастливчик?
— Купец столичный, он часто с караваном проходит мимо.
— Стало быть, шпион Аникорский.
— Ну! Скажешь тоже, — возмутилась мать.
— Так и есть, все купцы, торгующие с сопредельными государствами, являются поставщиками информации в обе стороны.
— Ты, наверное, прав, сынок, — примирительно произнесла мать.
— Надеюсь, Альхира будет счастлива, столичная жизнь и всё такое, — с деланным равнодушием в голосе сказал Гунинбиль.
— Ты так спокойно об этом говоришь? — удивилась женщина.
— Ну, не рвать же волосы? — Гунинбиль встал из-за стола. — Пойду я, прогуляюсь.
— Куда это ты, на ночь-то глядя? — с подозрением посмотрела на него мать.
— Не волнуйся, я не долго, смочу горло…
— Вот, я так и знала! — перебила она речь сына. — Все вы, мужики, одинаковые. Чуть что, за стакан хватаетесь. И думаете, что можно вином всё залечить, — она посмотрела на сына с упрёком.
— Да не напьюсь я! — Гунинбиль достал кошелёк и вытряхнул из него деньги, оставил себе совсем немного мелочи. — На такую деньгу много не нагуляешь.
— Откуда у тебя столько денег?
— В школе дали, на дорогу. Завтра пойду к эмиссару, отмечусь, а как начну получать жалование, буду выплачивать за обучение. Ну, я пошёл.
— Иди, чего уж там. Только долго не засиживайся.
— Хорошо, — пообещал Гунинбиль матери и вышел.
Просто посидеть, погрустить и залить горе кружкой доброго вина, не удалось. В ближайшем питейном заведении, куда зашёл Гунинбиль, веселилась группа молодёжи. Один товарищ детских игр его заметил.
— Гуня! — пьяно закричал он. — Какими судьбами! Присоединяйся к нам.
— По какому поводу гуляем, парни? — усаживаясь рядом, спросил Гунинбиль.
— Сунбиля женим, сегодня последний день его свободы, — пьяно ухмыляясь объяснил один из гуляк, тыча пальцем в виновника торжества.
— А меня Альхира так и не дождалась, — Гунинбиль пододвинул к себе наполненную вином кружку.
— Не грусти, мало ли девок на свете! На всех хватит, — приятель хлопнул Гунинбиля по плечу.
— Нет, мысль, что она предпочла какого-то торгаша, в голове не умещается, — посетовал Гунинбиль.
— Не умещается в голове? Размести вдоль позвоночника! — хохотнул приятель.
— Любишь шутить, Ранвиль? Люби и зубы вставлять, — угрожающе процедил Гунинбиль и начал приподниматься.
— Э, э! Ты чего! Шуток не понимаешь? — испугался Ранвиль.
— Я только Хранвилю позволяю шутить над собой. Понял? — Гунинбиль грозно посмотрел на юмориста, но на место сел.
— Помню, помню. Ты уж, МОСС, меня извини.
— Ладно, я не хотел тебя задеть, просто настроение у меня паршивое, сам понимаешь.