Настя неподвижно уставилась перед собой на чайный сервиз. Внутри все похолодело.
– Мам, ты сказала, что ее звали Таней. А фамилию ее отчима, ну того, кто ее удочерил, ты помнишь?
– Конечно. Аркадий Гальский. Он тогда большой шишкой был. Правда, не знаю подробностей. Мне это в то время было не интересно. А потом, после исчезновения Тани, мы эту тему никогда больше не обсуждали.
– Исчезновения? – подняла глаза Настя.
– Да, она пропала. Ее долго искали. Милиция, мы сами, друзья. Помню, как разрыдался отец. Лающе, рывками. Не представляла, что он вообще может плакать. И я, оцепеневшая от горя и ужаса, сидела в своей комнате и слушала. Это было как раз зимой. В начале января, кажется. Иногда те воспоминания накатывают, особенно в день ее рождения, третьего ноября, и в новогодние праздники…
После ужина Настя уединилась в отведенной ей комнате. Там ее, погруженную в свои мысли, и нашла мама.
– Настюша, что-то случилось? – женщина присела рядом и легонько погладила дочь по полечу.
Та серьезно взглянула на Ольгу Александровну и вздохнула.
– Мам… Та балерина, останки которой нашли в подземном ходе Дворца культуры… Ты не думала, что это могла быть твоя сестра?
На лице матери появилась странное выражение. Возмущение, или может быть замешательство. Наверняка она никогда о таком не задумывалась.
– Почему ты так решила? – спросила женщина у дочери вполне спокойным тоном.
– Потому что я учусь и живу в одной комнате в общежитии с балериной по имени Татьяна Гальская. И та статуэтка принадлежит ей.
Ольга Александровна молчала, переваривая услышанное. Вывела ее из этого ступора Настя.
– Помнишь, перед смертью дедушка говорил что-то о том, что ему нужно найти дочь? Мы думали, что он бредил. Потому что ведь ты, его дочь, была рядом. Но вдруг он имел в виду другую дочь, старшую, которая стала балериной? И что, если не статуэтка всему виной? Она – своего рода средство привлечь внимание, что ли… Может быть, это дед нашел способ, как спасти своего старшего ребенка? Он просто послал Тане на помощь меня, свою внучку!
Утром у входа в общежитие Анастасия неожиданно увидела Татьяну. Вот и представился шанс попытаться сблизиться. Открывшиеся девушке новые обстоятельства стали еще одним веским поводом подружиться с первой красавицей балетного училища.
– Привет, – Настя улыбнулась. – Я думала, ты завтра приедешь.
– Сегодня же репетиция «Гаянэ», кто б меня отпустил до завтра?
– Точно.
Девочки неспешно поднимались по лестнице. Таня шла чуть впереди.
– Слушай, а ты случайно не знаешь, кому принадлежала та статуэтка «Балерина» до того, как попала к твоему деду? – спросила Настя.
– Какой-то женщине, – Гальская пожала плечами.
Кажется, эта беседа ее мало интересовала. Но Анастасия никак не могла придумать, о чем еще поговорить с Таней. В голову кроме банального «как отдохнула?», «как отметила день рождения?» и «какая хорошая погода» ничего не лезло. Разве что о балете? Пожалуй, это самая удачная идея.
– Боюсь, что сегодня на репетиции режиссер меня не утвердит, – поделилась своими переживаниями девушка.
– Да брось, – не оглядываясь, заметила Татьяна. – Все будет хорошо. Валентина правильно сделала, что выбрала тебя. Она долго металась между тобой и еще кое-кем. Но, на мой взгляд, ты гораздо лучше двигаешься и больше подходишь на эту роль.
– Так это ты ей посоветовала меня взять в балет? – Настя застыла на ступеньках, не решаясь поверить в свою догадку.
– Ну, Вава со мной советовалась по поводу некоторых танцоров… – расплывчато ответила Татьяна.
Значит, отчасти благодаря ей Настя попала в «Гаянэ»! Это было неожиданной новостью. И, надо сказать, лестной. Если такой человек, как Гальская, видит в ней перспективную танцовщицу, то возможно, так и есть! Анастасия с самого начала заметила, что Таня справедлива и требовательна к себе и другим. Редкое качество для творческого человека.
– Вопрос в том, совпадут ли взгляды Вавы и Королевича, – весело произнесла Настя.
Ее так и распирало от удовольствия. Внутри словно проснулся давно скучавший маленький бесенок. То, что в нее кто-то верил, вдохновляло и будоражило. От волнения в животе стало щекотно, как если бы она раскачивалась на качелях.
Увлеченные обсуждением предстоящей репетиции, девочки вскоре оказались возле своей комнаты. Таня толкнула дверь, но та оказалась заперта. Девушка достала ключ. Тихо щелкнул замок.
– Странно. Неужели спят еще? – шепнула Настя, ступая за соседкой в помещение.
Но в следующую секунду она буквально наткнулась на Таню, замершую в проеме. Из-за плеча Гальской комната прекрасно обозревалась. Три аккуратно застеленные кровати, букет цветов на столе, оставленная кем-то чашка с недопитым чаем, блюдце с печеньем, заметно износившиеся пуанты, брошенные на стул… В общем, вполне обычная картина, если бы не безмятежно спавший в постели Тамары Тайгрян.
Глава 12. Оправдание Павла
– Танечка, еще раз поздравляю тебя с днем рождения, – вкрадчиво произнес Королевич. – Совершеннолетие – особый праздник. Теперь тебе можно делать все, что пожелаешь.
Прозвучало как-то двусмысленно. Насте в его словах даже почудился вульгарный намек. К счастью, о ее собственном дне рождения режиссер не знал, поэтому никак это не комментировал.
– Итак, чего бы тебе хотелось? – поинтересовался Евгений Владимирович, обращаясь к Гальской.
Тонкие губы Королевича сложились в таинственную улыбку. Таня же оставалась невозмутима.
– Хочу пить чай из самовара да на шишках. Сидеть на веранде, завернувшись в плед, и смотреть, как солнечные блики резвятся на полу.
Евгений Владимирович мечтательно сощурив глаза, покивал.
– Или не знаю, что еще можно?.. Может быть, бросить балет и стать свободной? – с серьезным видом выдала она.
Улыбка с лица балетмейстера мгновенно исчезла, и он нахмурился.
– Эй, ты так не шути.
– Тогда давайте начнем репетицию.
Не скажешь, что сорок минут назад она сидела на подоконнике в туалете и плакала. А Тайгрян стучался в дверь, пытаясь что-то объяснить.
– Понятия не имею, как Томе это удалось, но она давно собиралась что-то подстроить, – говорила Настя.
У нее самой все внутри перевернулось, когда увидела Павла. Дикая, рваная тахикардия, неприятие, ярость… А каково было Татьяне – даже представлять не хотелось. Как трепетно он обнимал ее тогда в кухне, как нежно целовал и уверял в том, что все будет хорошо. А тут такое… Будто резкий удар, после которого перехватывает дыхание, и по телу горячей лавой разливается острая боль.
– Откуда ты знаешь? – спросила Таня, не поднимая головы.
Она то и дело вытирала мокрые от слез глаза.
– Слышала их с Катей разговор. Тома так и сказала – парни на что-то там падки, вот и Тайгрян не устоит. Теперь понятно, что она имела в виду.
– Ясно, – Гальская шмыгнула носом. – Томка пусть хоть из кожи вон вылезет. А вот Паша… Предательство никогда не прощу.
Она спрыгнула с подоконника. Лицо ее вдруг стало спокойным и непроницаемым.
– Нужно идти, – заявила девушка. – А то опоздаем на репетицию.
Настя изумилась такому самообладанию. Выглядело, словно Татьяна в какой-то момент дала слабину, позволила себе расплакаться, а теперь ей неловко, и она хочет снова спрятаться в свой непробиваемый панцирь. Сама она была так зла на Тамару и Павла, что наверняка на месте Тани обоим бы попила кровь, чтоб надолго запомнили. Спускать им все это, молча отойдя в сторону? Нет, так нельзя. Когда сказала об этом Гальской, та криво усмехнулась.
– Ты не понимаешь. Своя жизнь дороже и важнее. Не стоит тратить время и нервы на человека, который от тебя отвернулся.
И все же Анастасия осталась при своем мнении.
На репетиции Татьяна была какая-то отрешенная и холодная. А Павел смотрел на нее, словно побитый хозяйкой пес – жалобно и виновато. Видно было, что на душе у него тяжело. Хотел что-то сказать, но при всех не мог. Да она и слушать бы не стала.
