Я вскрыл конверты с цифрами 6 и 7. «Война», гласила надпись из конверта под номером шесть. «Вторжение с Марса», было написано в последнем конверте.
Удивляться у меня уже не было сил.
— Браво, Холмс, — вяло отозвался я. — Но я так и не понимаю вашей одержимости нашим покойным недругом. На чём основана ваша уверенность в том, что за всей этой путаной интригой стоит именно он?
— Помните ту заметку о ритуальном убийстве в Ричмонде, столь ужаснувшую нашу очаровательную мисс Хадсон? — спросил Холмс. — Видите, она и сейчас снова изменилась в лице. Кем приходился вам покойный, Ирен? Ответьте сами, пусть доктор услышит это от вас. Я знаю и так.
Мисс Хадсон молчала, закусив губу. Потом, решившись, извлекла из-за лифа строгого платья медальон и с щелчком раскрыла его.
Со старой дагерротипии на меня взглянули два лица, мужское и женское. Мужчину я видел впервые в жизни. Женское лицо рождало какие-то ассоциации, но я никак не мог ухватить сути.
— Ватсон, я помогу вашему усталому мозгу, — смилостивился наконец Холмс. — Женщина на фото — мать юной мисс Хадсон и дочь нашей почтенной домашней хозяйки с Бейкер-стрит.
— Действительно! — вскричал я, хлопнув себя по лбу — к счастью, левой ладонью. — И как я мог не заметить сходства?!
— Бывает, доктор, и с годами всё чаще. Даже я уже не тот, что прежде. Мне тоже понадобилось больше времени, чтобы во всём разобраться. Пришлось навести кое-какие справки, но теперь всё становится понятным. Мужчина на даггерографии…
— Мой отец, — чуть слышно сказала мисс Хадсон. Собравшись с духом, она продолжала:- Он пропал до моего рождения. Брак между моими родителями заключён не был, и мать ничего не получила по наследству. Считалось, что он просто нас бросил и сбежал. Годы спустя суд признал его мёртвым, но все вокруг всё равно были уверены, что он просто бросил нас… Только моя мама так до конца жизни и не поверила в это. Она знала, что он не мог просто сбежать, они ведь любили друг друга… Мама не верила, что отец мог бросить нас! Она считала, что с ним случилось нечто ужасное — и оказалась совершенно права! Пусть и прошло столько лет, прежде чем обнаружились доказательства её правоты.
— Страшные доказательства, — заметил Холмс. — И потом… Вы помните, Ватсон, чем, по словам его знакомых, занимался этот несчастный?
— Изучал природу пространственно-временного континуума, если я верно запомнил?
— Отчасти, — кивнул Холмс. — Он путешествовал по Времени.
— Это решительно невозможно! — возмутился я. — Это… это антинаучно, в конце концов!
— Он так не считал. Безумство храбрых… Не прольёте ли свет на обстоятельства его исчезновения, мисс Хадсон? Наверняка ваша покойная ныне матушка немало рассказывала вам об этом, учитывая то, какие чувства она испытывала к отцу своего ребёнка?
Мисс Хадсон кивнула.
— Я часто слышала эту историю в детстве. Позже мама рассказывала её всё реже. Она словно смирилась с потерей. Отец… — ей явно с трудом давалось это слово, — испытывал тогда значительные финансовые затруднения. Его эксперименты и постройка оборудования для них сильно подорвали его благополучие, и он оказался на грани банкротства. Но тут появился некий человек, заинтересовавшийся исследованиями отца и финансировавший его проект. Отец был на подъёме, искренне радуясь тому, что его жизнь наконец налаживается. Он сделал маме предложение, которое она приняла. Однако вскоре, после проведения серии экспериментов, он вдруг исчез, и мы долгое время считали, что исчез навсегда. А потом эта заметка в газете…
И мисс Хадсон разрыдалась. Успокоив её, как могли, мы вернулись к разговору.
— Ваша покойная матушка не упоминала, кем был человек, финансировавший работы вашего отца? Как он выглядел, чем занимался? — спросил Холмс.
— Она видела его лишь однажды и мельком, — мисс Хадсон промакивала слёзы кружевным платочком. — Высокий, очень сутулый человек, весьма немногословный и скрытный.
Я с восхищением взглянул на своего друга.
— Вот вам и ответ на ваш вопрос о моей одержимости, Ватсон. Я одержим этим злым гением лишь потому, что чувствую его влияние на события, происходящие в мире. Потому что он жив, доктор! Отец мисс Хадсон, этот доверчивый бедняга, наградой которому стали лишь смерть, безвестие и горе близких, помог профессору исчезнуть из нашего времени и в один миг оказаться в будущем! За четверть века, через которую Мориарти перескочил в мгновение ока, его криминальный капитал, рассеянный по сотням счётов банков всего мира, многократно увеличился, и теперь он располагает гигантским состоянием, которое развязывает ему руки в любых грязных махинациях. Деньги дают ему огромную свободу — он уже способствует эскалации новой войны и ухудшению отношений между обитаемыми мирами! Воспользовавшись информацией о переговорах между нашим монархом и марсианской элитой, он заполучил в свои нечистые руки новейшие технологии инопланетян, а теперь пользуется ими для того, чтобы спровоцировать сверхдержавы на развязывание новой мировой бойни — а возможно даже, и межпланетной войны! Вы заметили под слоем грязи на том поверженном трёхногом голиафе, которого сегодня поутру подняли из пруда в Гайд-парке, намалеванную свастику? Как по-вашему, какова была бы реакция Великобритании на террор, чинимый в столице новейшим марсианским треножником с символикой Кайзеррайха на нём, если бы не наше участие в этом деле, Ватсон? Ответ один — война! Война, выгодная одному только человеку — профессору Мориарти, который преодолел время, чтобы её развязать!
— Но зачем? — Моё недоумение было совершенно искренним.
— Власть, деньги, нажива, личные амбиции… Да мало ли может тому быть причин? Наверняка ответ известен лишь одному человеку на свете — самому профессору. Но мы обязательно спросим его об этом, когда наконец поймаем. Именно он управлял треножником, Ватсон, тут даже и сомнений быть не может. И пусть ему удалось на сей раз ускользнуть в бездонное чрево лондонской канализации — где, кстати, ему самое место — но мы таки выведем его на чистую воду, Ватсон! Раньше или позже — но выведем. Помяните мое слово.
Я лишь вздохнул.
Когда заря заиграла всеми оттенками розового на гранях фуллеровских куполов лондонской Кровли, тишину утра разорвал треск двигателя моноциклета. Курьер в цветах королевского дома, лихо откозыряв моему другу, вручил ему украшенный лентами и гербовыми печатями солидный пакет и, убедившись, что Холмс тут же ознакомился с содержанием вложенного в него письма, укатил прочь. В ответ на наш с мисс Хадсон незаданный вопрос великий сыщик лишь устало улыбнулся.