Ознакомительная версия.
– Творимир?! – ахнул сидящий на земляном полу человек. И, словно сам себе не веря, затряс головой. Бывший воевода медленно обернулся.
– Творимир!
От повторного вопля – теперь уже уверенного, радостного, подпрыгнул не только русич, но и лорд Мак-Лайон. Особенности норманнского совместного проживания и просьба к конунгу тут же вылетели у него из головы. Серые глаза королевской ищейки впились в лицо паренька, который, во-первых, оказался взрослым мужчиной, во-вторых – не щуплым, а просто до крайности сухим и поджарым, и, в-третьих, – кем угодно, но только не норманном! Волосы белые-белые – не такие, как у северян, светло-пшеничные, а именно что шапка снежная. То ли от седины, то ли от природы такие. Бородка редкая, но, в отличие от шевелюры, почему-то угольно-черная. И блестящие карие глаза.
Но зацепила Ивара вовсе не контрастная внешность незнакомца. И даже не то, что он назвал воеводу по имени. Язык! Это был не гэльский и не норманнский – слишком резко, четко, инаково прозвучало знакомое имя. А уж реакция Творимира оказалась совсем неожиданной: он круто повернулся, шагнул к улыбающемуся чужестранцу и, издав какой-то свистящий возглас, заключил его в медвежьи объятия. Тот не вырывался, напротив – радостно захохотал и принялся хлопать воеводу по необъятной спине. Нэрис вытаращила глаза:
– Они что, знакомы?
– Судя по всему, – после паузы ответил супруг. – И, как я понимаю, весьма неплохо… Простите, конунг, вон тот боец, он из вашей дружины?
– Нет, – отозвался Длиннобородый, тоже с легким недоумением глядя на взаимные братания странной парочки. – Это, кажется, Эйнара. Он таких целый десяток с собой из Византии привел. Как же его звать-то? Имя такое заковыристое!
Лорд Мак-Лайон прищурился, вслушался в долетающие обрывки фраз – все как одна на странном рычаще-шипящем наречии, присовокупил упоминание Олафа о Византии…
– Рус? – больше утвердительно, чем вопросительно, наконец сказал он. – Ну точно, рус!
– Ага, – донесся слева голос Эйнара. – Он самый… Вячко! Ты чего вскочил? Вернись за стол, после наворкуетесь. Что ты повис на нем? Чай, не баба, и не в поход провожаешь!
Норманны захохотали. Творимир и его новообретенный товарищ, рассеянно обернувшись, с явной неохотой разошлись в стороны. Беловолосый Вячко вернулся к своим, а порядком сконфуженный воевода, добравшись наконец до четы Мак-Лайонов, скромно притулился на лавке возле Нэрис. Та машинально подвинула ему миску с кашей.
– Друг, что ли? – не утерпев, спросил Ивар.
Творимир кивнул, в глубине прозрачных льдистых глаз мелькнула ностальгическая улыбка.
Конунг, удостоверившись, что все присутствующие заняли свои места, грузно поднялся с лавки, сжимая в руке свой кубок. Бойцы примолкли. Нэрис, спохватившись, быстро плеснула в опустевшую чашу супруга еще молока. Ивар этого даже не заметил. И короткую речь Длиннобородого, хоть и касавшуюся его лично, тоже благополучно пропустил мимо ушей. «Милые новости, – думал ошарашенный советник. – Мало нам было немецких купцов, так тут еще и русы нарисовались? Вячко, значит. Из Византии с Эйнаром пришел. И с ним еще десяток. Ну что за день, черт меня подери, – все удовольствия собрал!..»
Пир, как было заведено у норманнов, растянулся до поздней ночи. И заканчиваться, похоже, не собирался. «Что же на самой свадьбе будет? – едва ли не с ужасом думала Нэрис. – Северяне ведь неделю без перерыва гулять могут. Это если без особого повода, а дай им повод… Господи, ну опять я объелась. Коли так и дальше пойдет, ведь за зиму круглей бочонка стану!» Леди Мак-Лайон исподтишка покосилась на дородную супругу ярла Гуннара: невысокая, пухленькая, с мягкими ямочками на щеках, она напоминала Нэрис маменькину кухарку. И пусть впечатление женщина производила самое приятное, но раздаться вот так же в талии лет эдак через пять леди Мак-Лайон совершенно не улыбалось.
Северянки, накормив мужей, сыновей и братьев до треска поясных ремней, теперь весело пировали вместе с остальными. За главным столом женщин прибавилось тоже: жена и дочь ярла Гуннара, Астрид – супруга одного из сыновей конунга, жены кого-то из хёвдингов[13]… Сам Длиннобородый был вдов, но против дамского общества совершенно ничего не имел – наоборот, подвыпив, ухитрялся строить куры каждой второй. Впрочем, ни они сами, ни их мужья всерьез эти заигрывания не воспринимали. Ну, в настроении конунг, да и на здоровье. «Хоть кому-то весело», – подумала Нэрис. Ее саму шумный праздник уже начинал утомлять. Кроме того, любопытной леди не давал покоя вопрос: что же это за девушка, ради которой Эйнар едва с собственным отцом насмерть не расплевался? И которую чуть было тайком не увез? «Хоть одним бы глазком взглянуть, да уж, верно, не получится… И чем ее родня так Олафу не угодила? Враги кровные, что ли?» Нэрис бросила быстрый взгляд на младшего сына конунга и только жалостливо вздохнула: сидит мрачный как туча, не ест ничего и не пьет даже. Переживает. Мужчины хоть и потешаются над женщинами – мол, у них только одна любовь на уме, но ведь тоже не истуканы каменные. И сам Длиннобородый – разве не любил никогда?
Печальные размышления Нэрис о несправедливости жизни прервал голос уже порядком захмелевшего Гуннара:
– Так что, Олаф, свадьба-то скоро ли? Гостей твоих мы доставили, подарков полны чуланы… Иль до весны парня томить собрался? Вишь, снулый какой сидит, небось невтерпеж!
Старшие сыновья конунга, переглянувшись, крякнули. Хмурый Бьорн отвел глаза в сторону. Эйнар, ни на кого не глядя, потянулся к кувшину с брагой.
– И протрезветь не успеешь, – пообещал конунг, стукнувшись с другом полными кубками. – Уже с Рыжим условились, вас ждали только.
– Так когда ж? – не унимался ярл. – Меня ждал – дак вот он я! И гости тебе, и жених, чего тянуть-то?
– Утихни, – зашептала его супруга, оглянувшись на Эйнара. – Тебе что за печаль? Затуркали беднягу совсем!..
– И правда, батюшка, – поддакнула сидящая тут же дочь. – Оставьте вы сэконунга в покое…
– Цыц, женщины, – отмахнулся Гуннар. И хохотнул: – Чего его жалеть? Чай, не на смерть провожаем! Иль завидки берут, Дагмар, что эдакая добыча – да мимо твоей кормы?
– Батюшка! – возмущенно пискнула та. Жена ярла всплеснула руками:
– И чего несешь-то? Хоть будущего зятя постыдился бы! Залил за воротник и давай языком мести… Шел бы уж на боковую, ведь с лавки валишься!
Она, словно извиняясь, улыбнулась Бьорну, и Нэрис поняла, что «стыдиться» Гуннару следовало именно его. Однако дружинник в ответ лишь снисходительно качнул головой. К невоздержанности командира на язык жених Дагмар, похоже, давно успел привыкнуть. Ярл опрокинул в себя еще одну чашу и утер губы:
Ознакомительная версия.
