Она какое-то время молчала, перебирая пальцами шёлковый шнурок сумочки, а потом продолжила:
— Мне было стыдно тогда, что мой муж умер так позорно, я с ужасом думала, каким пятном этот позор может лечь на жизнь Валентина. И я не знала, как мне удастся вырастить его достойным его статуса. Ведь он дворянин, но чтоб стать рыцарем ему нужно получить образование, он должен хорошо одеваться, заводить связи. Через год умер отец Филиппа и по завещанию оставил Валентину свой маленький дом в районе, где сселятся небогатые, но всё же почтенные люди. Я работала с утра до ночи, лишь бы обеспечить сына самым необходимым, хотя понимала, что скоро этого будет мало. Я думала, что всю жизнь проживу так, за шитьём чужих рубашек, пытаясь вывести в люди моего несчастного ребёнка. А потом появился ты…
Она снова замолчала и тоже посмотрела в огонь. Её лицо разгладилось, и губ коснулась печальная улыбка.
— Ты появился из темноты как раз вовремя, чтоб спасти меня от разбойников, как прекрасный принц из старой сказки. Я почувствовала себя принцессой, вырванной тобой из лап дракона. Ты был так невероятно красив той ночью, в бордовом бархате, расшитом золотом. От твоих волос и кожи струился пряный аромат. Ты был так великодушен и предупредителен…
Марк закусил губу, внезапно вспомнив, что в тот вечер он отправился к Монтре с твёрдым намерением очаровать его и втереться в доверие, и зная о пристрастии виконта к высоким брюнетам, вырядился, как на свидание, и не пожалел духов и ароматических масел, чтоб окружить себя благоухающей аурой. Если всё это произвело неизгладимое впечатление на пресыщенного фаворита короля, то как же подействовало на маленькую бедную белошвейку, видевшую до этого лишь провинциальных рыцарей да своего непутёвого мужа!
— Я назвала тебя «ваша светлость», потому что так назвал тебя стражник. Это правда, Марк. Я ещё подумала: «Он барон, но мог бы быть и маркизом, и даже герцогом!» Ты вызвался проводить меня до дома, чтоб на меня не напали, а я всю дорогу думала о том, что никогда не встречала такого красавца. А после того, как, войдя ко мне, ты увидел спящего в старом кресле Валентина и улыбнулся, я просто влюбилась в тебя. Мне так хотелось, чтоб ты не уходил подольше, и ты остался. Потом ушёл, а утром отправился на войну. Я видела тебя в колонне конных рыцарей, следующих за королём, и ты махнул мне рукой. Я запомнила тебя таким, в сияющих доспехах на высоком коне. А когда я вернулась домой, то оказалось, что нашу старую няню хватил удар. Я ухаживала за ней несколько дней и даже не вспомнила о том, что нужно пойти и подать жалобу. А потом она умерла, я занималась похоронами, а когда вспомнила, было уже поздно.
Марк прищурился, глядя в огонь. Действительно, когда он вернулся с войны, маленькой старушки уже не было в доме, но он как-то не обратил на это внимания.
— Я думала о тебе все эти долгие месяцы, — продолжала Мадлен, — и ходила в храм святой Лурдес, чтоб помолиться о твоём благополучном возвращении, пусть даже не ко мне, лишь бы живым. И ты вернулся, ты пришёл, я была так счастлива тогда, хотя каждый раз, провожая тебя, я понимала, что, может быть, ты уже не вернёшься. Но ты возвращался. А потом стал уговаривать выйти за тебя замуж, — она снова погрустнела. — Я знала, что это не приведёт ни к чему хорошему. Ты стал богатым, ты друг короля, любимец народа, а я… мало того, что от меня отрёкся собственный отец, так ещё и мой муж опозорил меня. Мне казалось, что о его постыдной смерти знает весь город, и я не решалась говорить людям, кто мой муж. Я жила в доме его отца, вот и сказала, что была замужем за старшим де Туром. Мне не нужно было выходить за тебя. Я всё равно оставалась бы с тобой, пока я тебе нужна, но не произошло бы то, что случилось теперь.
Она замолчала, снова опустив голову, а потом встрепенулась.
— Ах, да! Насчёт сургуча! Это правда, я искала на твоём столе сургуч. После того, как я стала баронессой, я всё чаще думала о том, что, может быть, теперь мне удастся помириться с отцом. Я не решилась писать ему, но написала Эмили. Она не ответила. Она всегда была строгой и во всём поддерживала отца. Но, видимо, она рассказала обо всём Флоретте и та написала мне. Оказалось, что и ей, наконец, повезло. Она вышла замуж за графа де Клермона, я слышала, что он очень хорош собой, а Флоретта пишет, что он обожает её. Она обещала мне поговорить с отцом обо мне. Я ждала тебя и хотела написать письмо, но не нашла сургуч и…
Она вздохнула.
— Это всё, что я должен знать? — наконец подал голос Марк.
— Я могу показать тебе письмо Флоретты, — пробормотала она.
— Оно адресовано не мне, — возразил он, покосившись на неё. — Ты рассказала мне всё? — она кивнула, а он снова нахмурился. — Подожди! Ты здесь, а с кем Валентин?
— С нашей няней.
— Ты всё-таки не выгнала эту лентяйку.
— Она не лентяйка, Марк, — жалобно проговорила Мадлен. — Её тогда напугала гроза. Она рассказала мне, что её семья погибла при штурме замка Риваж, когда ей было шесть лет. Алкорцы сделали подкоп и взорвали пороховой склад. Она чудом уцелела, и с тех пор звуки грома вызывают у неё панический ужас. Разве можно винить её за это?
— Наверно нет, — согласился он и обернулся к окну, за которым мерцало синевой ночное небо. — Сегодня грозы нет, так что, я думаю, она справится. Ладно, пошли спать, а утром пойдёшь за Валентином и приведёшь его домой.
— Ты меня прощаешь? — прошептала она, подняв на него заплаканные глаза.
— А что мне остаётся? — усмехнулся он. — За эти дни я так и не решил, как мне жить дальше без тебя и Валентина. Так что не буду больше ломать над этим голову, у меня и других забот хватает. Но ты должна пообещать, что больше никогда не будешь мне лгать, даже если тебе это будет казаться правильным. Обещаешь?
— Конечно! — воскликнула она, и её личико снова стало озабоченным. — Но ведь я так и не нашла именную грамоту. Наверно отец не отдал её Филиппу.
— Я истребую её у него сам. И заставлю убрать из склепа эту чёртову плиту!
Она невольно рассмеялась, а он поднялся, с улыбкой глядя на неё и, когда она встала, привычно подхватил её на руки.
— Мне этого не хватало, — заметил он.
— Мне тоже, — шепнула Мадлен и обвила руками его шею.
Следующее утро было светлым и Марку снова пришлось оторваться от жены и ехать в замок. Он сидел за столом в своём маленьком кабинете и уныло смотрел на раскрытую сафьяновую книжку, машинально вырисовывая на листе бумаги какие-то причудливые фигуры, когда дверь распахнулась, и на пороге возник барон де Грамон.
— Я слышал, что ты закончил дело! — произнёс он, кивнув в качестве приветствия. — Не собираешься доложить об этом графу? Я как раз иду к нему. Пойдём вместе.
— Не сейчас, — пробормотал Марк.
— Вообще-то, это не приглашение, это приказ. Он нас ждёт.
— Подождёт.
— Ну, что опять? — Рене закатил глаза и подошёл к столу.
— Когда я говорил с Кляйном, я понял, что ключ к шифровке в этой книге, но я не могу его разгадать. Пока я это не прочту, никуда не пойду.
— Покажи! — Рене сел и протянул ему руку.
Получив книгу и шифровку, он какое-то время изучал их, а затем потребовал результаты изысканий Марка и быстро просмотрел страницы, пестревшие столбцами символов и букв.
— Ты всё делаешь неправильно, Марк! — наконец, заявил он. — Ты пытаешься применить к шифру наши правила, но в луаре они совсем другие. Алкорцы никогда не используют столбцы и строки! У них в основе шифра всегда лежит косой крест. Вот смотри!
Он взял с подставки перо, обмакнул его в чернильницу и начал писать те же знаки, но в другом порядке.
— Но книга не на энхилдере, — заметил Марк. — С чего ты взял, что должен применяться алкорский способ шифрования?
— Язык не имеет никакого значения! Важен метод. Кляйн — не наш шпион, значит, он связан с луаром, хотя, возможно, в данном случае он работает и не на них, а на кого-то другого. Он опытный лазутчик, значит, раньше служил альдору. Вот, смотри!
