Брюдер вошел в маленький кабинет, где его агент в латексных перчатках стоял над открытым ноутбуком и нажимал клавиши.
– Этим компьютером он и пользовался, – сказал агент. – Проверял свою электронную почту и что-то искал в Интернете. Все это осталось в памяти.
Брюдер шагнул к столу.
– Ноутбук не принадлежит Лэнгдону, – продолжал оперативник. – Он зарегистрирован на человека с инициалами С. К. – полное имя я сейчас выясню.
Дожидаясь результатов проверки, Брюдер обратил внимание на стопку бумаг на столе. Он взял их и стал просматривать эту странную коллекцию – буклетик лондонского театра «Глобус» и подборку газетных вырезок. Чем больше он читал, тем шире раскрывались его глаза.
Взяв бумаги, Брюдер выскользнул обратно в коридор и позвонил своему начальнику.
– Это Брюдер, – сказал он. – Кажется, мы установили личность того, кто помогает Лэнгдону.
– И кто же это? – спросил начальник.
Брюдер вздохнул.
– Вы не поверите.
В трех километрах от них Вайента приникла к рулю «БМВ», удаляясь от дома, где прятался Лэнгдон. Навстречу ей с воем неслись полицейские автомобили.
Меня отстранили, думала она.
Как правило, мягкий рокот четырехтактного двигателя мотоцикла успокаивал ей нервы. Как правило – но не сегодня.
Вайента отдала Консорциуму двенадцать лет. Она начинала в группе поддержки, затем поднялась до координатора и наконец достигла уровня оперативного агента наивысшей квалификации. Кроме карьеры, у меня ничего нет. Работа оперативника подразумевала строгую секретность, разъезды и длительные задания, а это фактически исключало возможность личной жизни и нормальных человеческих отношений вне службы.
Я выполняла это задание целый год, думала она, все еще не в силах поверить, что шеф так бессердечно решил от нее избавиться.
Двенадцать месяцев кряду Вайента следила за безупречным соблюдением договора с одним клиентом Консорциума – эксцентричным зеленоглазым гением, который хотел всего лишь на время «исчезнуть», чтобы поработать без помех со стороны своих соперников и врагов. Переезжал он редко и всегда тайно, а в основном трудился. Вайента не знала, в чем заключается суть работы клиента, – она должна была просто помогать ему скрываться от могущественных людей, которые пытались его найти.
Вайента выполняла свои обязанности как истинный профессионал, и все шло без сучка без задоринки.
До вчерашнего вечера.
А потом вся карьера Вайенты полетела под откос. Неудивительно, что она находилась на грани эмоционального срыва.
Меня вышвырнули.
Запуск процедуры отстранения означал, что агент должен немедленно прекратить выполнение текущего задания и покинуть «район оперативных действий». Если бы отстраненный попал в руки властей, Консорциум заявил бы, что никто из его сотрудников и слыхом о нем не слыхал. Агенты понимали, что с этой организацией шутки плохи, – ведь они имели возможность на собственном опыте убедиться в том, как ловко она умеет искажать реальность в своих целях.
Вайента знала только о двух случаях отстранения. Сложилось так, что обоих отстраненных агентов она больше ни разу не видела. Раньше она считала, что их пригласили для дачи формального отчета и уволили, взяв с них обещание никогда не вступать в контакт ни с кем из прежних коллег.
Однако теперь ее уверенность поколебалась.
Ты просто паникуешь, успокаивала она себя. Консорциум никогда не опустится до такой грубой банальности, как хладнокровное убийство.
И все-таки по ее телу снова прокатилась холодная волна страха.
Инстинкт заставил ее бесшумно покинуть крышу отеля сразу же после того, как у дома напротив высадилась группа Брюдера, и теперь она гадала: может быть, этот инстинкт ее и спас?
Сейчас никто не знает, где я.
Прибавив газу на ровном, как стрела, уходящем прямо на север бульваре Поджо-Империале, она подумала, что значили для нее последние несколько часов. Прошлым вечером она волновалась за свою работу. Теперь – за свою жизнь.
Когда-то Флоренция была окружена сплошной стеной и главным входом в нее служили ворота Порта Романа, построенные в 1326 году. С тех пор прошли века и бо́льшую часть городских стен снесли, однако эти ворота уцелели, и поток транспорта до сих пор вливается в город сквозь глубокие арочные туннели в могучем каменном укреплении.
Корпус Порта Романа представляет собой старинную пятнадцатиметровую преграду из кирпича и камня, а в первоначальной арке и доныне сохранились массивные деревянные двери с засовами – правда, теперь они открыты круглые сутки и не мешают движению. Перед этими дверьми сходятся шесть крупных дорог, а на лужайке в центре развязки, образованной их слиянием, красуется большая статуя работы Пистолетто – женщина, покидающая город с огромным тюком на голове.
Хотя сейчас это место почти всегда забито ворчащими автомобилями, прежде у главных флорентийских ворот находилась «Фьера-деи-контратти» – своеобразная ярмарка невест, где отцы продавали дочерей замуж, часто заставляя их исполнять соблазнительные танцы в надежде заключить с женихом более выгодную сделку.
Когда беглецов отделяли от ворот всего несколько сот метров, Сиена остановила мопед и с тревогой указала вперед. Лэнгдон выглянул из-за ее спины и сразу же понял, что ее взволновало. Чуть поодаль стояла длинная вереница машин – двигатели их работали на холостом ходу. Движение на развязке было блокировано полицией, и туда подъезжали все новые патрульные автомобили. Вооруженные полицейские переходили от машины к машине, опрашивая водителей.
Неужели все это из-за нас? – подумал Лэнгдон. Не может быть!
Впереди показался мокрый от пота велосипедист – он ехал по бульвару Макьявелли в их сторону. Велосипед у него был лежачий, и он крутил педали босыми ногами прямо у себя перед носом.
Сиена окликнула его.
– Cos’ è successo? – Что случилось?
– E chi lo sa! – отозвался он с озабоченным видом. Откуда я знаю! – Carabinieri. – И покатил прочь, явно торопясь убраться от греха подальше.
Сиена обернулась к Лэнгдону. Лицо ее было угрюмо.
– Там все перекрыто. Военная полиция.
Где-то за их спинами взвыли сирены, и Сиена насторожилась, вглядываясь в дальний конец бульвара Макьявелли. На ее лице застыла маска страха.
Нас загнали в ловушку, подумал Лэнгдон, озираясь в поисках хоть какого-нибудь выхода – поперечной дороги, парка, аллеи, – но слева бульвар окаймляли частные дома, а справа тянулась каменная стена.
