Игорь Поляков - Доктор Ахтин

Ознакомительная версия.

Юноша говорит спасибо и идет в подъезд. Я смотрю ему вслед и улыбаюсь.

Предопределенные события идут своим чередом.

Ночная тишина обманчива. Я сижу в полумраке своей квартиры, глядя на мерцающее пламя свечи, в свете которой мои рисунки оживают, словно я пребываю сейчас в своих видениях. Свеча в ночи для меня, как свет далеких фонарей во мраке ночного леса. Без неё мне не выбраться из глубин моего сознания.

Я слушаю тишину. Еще минут тридцать назад, сверху доносился шум — тяжелые шаги, словно к соседу забрел больной буйвол, звонкий грохот от падения чего-то большого, похожего на таз, жизнерадостный смех и негромкая музыка. У Николая его друг, молодой парень, и, похоже, только сейчас они угомонились.

Я знаю, что их связывает, но именно это сейчас меня меньше всего волнует. Это совсем неважно, учитывая то, какая роль им уготована.

Я слушаю тишину и жду.

Сегодня третья годовщина Её смерти. Я смотрю на календарь, стоящий на столе, — ночь на двадцать шестое августа две тысячи шестого. День, когда принято вспоминать о мертвых и приносить им дары. Во всяком случае, для меня. Сегодня будут последние в этом году жертвы, которые будут посвящены Богине.

По моим часам прошло уже сорок пять минут тишины. Вполне достаточно.

Я встаю со стула и иду к закрытой двери. Прижимаюсь лбом к её гладкой и прохладной поверхности, — превратив кладовку в склеп, я создал в некотором роде алтарь для моей Богини.

Её образ — прекрасный и незабываемый — стоит передо мной, словно она никогда не покидала меня.

Её имя звучит в моих мыслях пронзительной песней.

Её тени — мои рисунки — смотрят на меня со всех сторон, и, окруженный ими, я шепчу:

Погладив поверхность двери, я отхожу от неё. Пора.

Мысленно в последний раз прокручиваю в голове мои последующие действия, чтобы в точности сделать то, что задумал.

Проверяю наличие инструмента.

Я готов.

На часах — полвторого ночи. Хорошее время для того, чтобы осуществить задуманное. У жертв сейчас самый разгар наркотического счастья. Соседи со всех сторон, обрадованные наступившей тишиной, заснули. И даже если какие-то полуночники смотрят телевизор, то вряд ли они что услышат — я умею все делать бесшумно.

Я открываю окно и, ухватившись за край балкона второго этажа, подтягиваюсь вверх. Как нельзя, кстати, лунный диск прячется в облаках, погружая двор в темноту. Я легко забираюсь на балкон верхнего соседа и замираю. Через открытую балконную дверь я не слышу никаких звуков. В квартире тихо и темно.

Я вхожу и смотрю на раскинутый диван, стоящий слева от меня. Николай спит, лежа на спине, а юноша — на боку, сложив голову на грудь своему другу. Оба обнажены, что значительно облегчает мою работу.

Я достаю первый нож и подхожу к дивану.

Иван Викторович Вилентьев проснулся от звонка. Ударив по будильнику всей ладонью, он ожидал того, что звон прекратится, но пронзительный звук вновь ударил по ушам. Протянув руку к звенящему телефону, он, бормоча ругательства, взял трубку и сказал:

— Да, я слушаю.

Уже после первых фраз, услышанных в телефонной трубке, сон в глазах мужчины сменился на бодрость.

— Ничего не трогать. Я сейчас буду.

Он вскочил с кровати и, одеваясь на ходу, сказал проснувшейся жене:

— Спи, Тоня, это по работе.

Вилентьев один из первых появился на месте преступления. Когда увидел стоящего у двери участкового милиционера Семенова и незнакомого высокого мужчину, он, протянув руку милиционеру, сказал:

— Это уже становится традицией.

— В жопу такую традицию, — ответил Семенов. Участковый был одет в форменную рубашку, но на ногах спортивные штаны и стоптанные тапки. На бледном лице легко читалось вся гамма чувств, которое он только что пережил.

— Вы кто? — спросил Вилентьев мужчину, который спокойно смотрел на него. Интеллигентное худощавое лицо, короткая стрижка, спокойный взгляд прямо в глаза, — человек располагал к себе, и следователь механически зафиксировал его в памяти под именем «интеллигент» в разделе «свидетели».

— Сосед снизу, — ответил Семенов за него, — он врач. Мы с ним вместе заходили в квартиру.

— Михаил Борисович Ахтин, — представился мужчина и добавил, — я услышал рано утром громкую музыку наверху и поднялся, чтобы прекратить это.

— Что, все так плохо? — спросил опер у Семенова, тоскливо глядя на приоткрытую дверь с номером 51.

Участковый кивнул и полез в карман за очередной сигаретой.

Иван Викторович вздохнул и шагнул внутрь. Он шел медленно, глядя по сторонам и профессионально запоминая предметы обстановки и мелкие детали, которые, возможно, могут помочь в расследовании. Первым делом он заглянул в комнату и посмотрел на трупы — он уже знал, что они имеют два тела.

Посреди комнаты на полу лежал худенький узкобедрый парень, которого вполне можно было принять за мальчика лет семнадцати. Убит он был так же, как были убиты последние четыре жертвы. Гораздо интереснее был труп, который лежал чуть в стороне у окна.

Самоубийца воткнул себе в живот нож с деревянной рукояткой и вырезанными на ней буквами «кА». Судя по количеству крови, выражению его лица и тому, как он полз к окну, парень умирал достаточно долго и мучительно.

Иван Викторович осторожно прошел вперед и присел у трупа. На линолеуме рядом с головой был схематичный рисунок, а указательный палец на правой руке был испачкан кровью. Человечек с поднятыми руками, согнутыми в локтях. Похоже, парень сдался, не выдержав тяжести того, что он сделал.

— Таким знаком древние египтяне обозначали «кА», — услышал он голос психиатра Гринберг и, привстав, повернул голову.

— Мария Давидовна, что вы здесь делаете?

— Приехала убедиться в том, что Парашистай опять обманул нас.

Ознакомительная версия.