«Одна шайка-лейка.»
Дэвид кинулся на выход, оттолкнув костлявую. Но тут в него вцепился мужик в кепочке и поволок обратно на заднюю площадку:
— Куда, фраер, побежал?! — нагло заорал вор, резким, неприятным голосом:-Сначала перед девушкой извинись, — агрессивно потребовал карманник, стараясь потянуть время и провоцируя на конфликт.
Костлявая девица зарыдала во весь голос, поглаживая якобы ушибленное плече и взывая к сочувствию.
Все казалось спонтанным и поэтому выглядело убедительным. Люди вокруг все больше сопереживали и верили в искренность их воплей.
Ясно обозначились грабли, на которые преступники вынуждали его наступить.
«Такими темпами вскоре он, с их легкой руки, станет главным подозреваемым в ограблении пожилой женщины. Вот до чего он докатился.»
Взгляд агента неожиданно застыл на наручных часах одного из пассажиров. Там было два циферблата. Модная модель. Окошко электронных часов показывало непонятные столбики. На обычном-невозможно было различить ни одной стрелки.
Они там отсутствовали!
Получив от своего подсознания столь многообещающий намек, Дэвид решил изменить образу поборника справедливости и вспомнить о делах насущных.
Агент вдруг разразился надсадным кашлем и начал приседать. Мокрота булькала у него в горле и щипач в кепочке был вынужден его отпустить, чтобы не осесть самому.
Заведомо нездоровый человек всегда вызывает опаску и сочувствие. Люди расступились.
Руки чесались отвернуть воришке голову, но Дэвид лишь ткнул в нужную точку, угодив карманнику в нерв. Резко выпрямился и чуть расталкивая зазевавшихся, спрыгнул с подножки троллейбуса. Вор в кепочке что-то сипел, не сводя глаз с удаляющегося Дэвида. Его онемевшая рука висела, словно болтаясь на сухожилиях. Через десяток шагов агент времени скрылся за торговыми павильонами, окружающими остановку.
Гулко постанывала дорожная развязка, переполненная рычанием психующих моторов. Море житейское оседлало самодвижущиеся колесницы, провозглашая клаксонами неотъемлемые дела. За которые, вынь да положь, собственную жизнь. Клетчатая рубаха проспекта, вниз по улице до конца, рукавом тянулась к набережной. Дальний, едва видимый, поросший березняком остров посреди реки, был окутан чем-то глубинным. Не желая делиться своей тишиной.
Напыщенные фасады сталинской застройки, эта застывшая музыка эпохи, формировала образ города и указывала на его жизненный опыт.
Реку намазали мармеладом. Из окон выходящих на набережную выглядывали дети. Многие из которых давно выросли, только их не отпускал вкусный вид воды.
Дэвид шел быстро. Мимо рядов продуктовых магазинов, цветочных и табачных киосков. Он понимал как сильно кругом опаздывает. Дэвид не доехал две остановки до пересечения улиц Манюхина и Бесфамильного. И теперь покрывал это расстояние, едва не срываясь на бег. Промчался мимо стайки учеников художественной школы, расположившихся в тени скверика. Вооружившись мольбертами, эти рыбаки на ниве прекрасного, смешивали краски, выполняя задание на натуре. Они как рыбы открывали рты или грызли кончики кисточек, задумываясь о многом и перенося эти мысли на холст.
Бывший воздушный маршал обогнал пенсионера, который, мыкаясь, выгуливал рвущуюся с поводка собаку. Покорно труся за огромным псом, который недавно был милым щенком.
Вереницей трогались от остановки рейсовые автобусы, но Дэвид ими не воспользовался. Он шесть раз пересекал улицы. Где точками и тире делили первые этажи плоских, не вызревших во что-то большее хрущевок, разнообразные сосисочные и пельменные, парикмахерские, хлебные магазинчики, салоны оптики, канцелярские товары, аптеки и магазины сантехники. Минуя яркие объятья приглашающих витрин, он, по пешеходному мостику, преодолел водоотводный канал. Его облюбовали два плохо обметенных летних кафе. С грибницей белоснежных столов, шляпками зонтиков и общей линией почетного караула в виде биотуалетов. Эти точки общественного питания перекрывали ревом колонок друг друга.
Назначенный модным, с эпическим размахом простирался супермаркет. Его стекла, освещенные синеватым светом, и матовые, не контрастные металлоконструкции, неожиданно подходили по месту к узкой водной преграде, сохраняя сбалансированный вид. Площадь перед супермаркетом раз в восемь превышала парковку, где в тесноте маневрировали автомобили.
Отойдя подальше от кафе, Дэвид услышал стрекот авиамоторчиков и невольно остановился, заглядевшись. Кружок авиамоделистов устраивал показательные воздушные бои. Восторженная детвора щурилась в небо, а четыре юрких самолета кружились в воздухе, прославляя вольное упорство полета. Модели боевых самолетов метались точно стрижи. Под хвостами трепетали разноцветные ленточки, напоминающие конденсационные следы реактивных прототипов. Развевающиеся ленты необходимо было у противника срезать винтом собственного мотора. Мальчишки постоянно рисковали, преследуя друг друга и поблескивая на виражах фюзеляжами. У каждого были свои секреты и хитрости управления переносным пультом и джойстиком. Легкие и маневренные, самолеты выделывали немыслимые кульбиты и вертелись как сумасшедшие.
Число зрителей росло с каждой минутой. Народ, радуясь поводу отложить дела, любовался бесплатным зрелищем. Но устроители соревнований держали всех на безопасном расстоянии, за специально нанесенной на асфальт чертой.
Назойливо певуче урча, модели были невероятно быстры и драчливы. Они частенько сталкивались, соударяясь с фанерным хлопком. Порой они пикировали и даже падали, но, как бы не сильно. Отскакивали от импровизированной взлетно-посадочной полосы и разбегаясь, взлетали вновь. Издавая рев в привкусом сирены и развевая за собой стелющейся хвост.
Зрелище впечатляло. Недаром передвижная телевизионная студия, без сомнений, действуя по предварительному согласованию с устроителями, развернула на площади перед супермаркетом осветительную аппаратуру. Поставила камеры и вела репортаж с этого мероприятия.
Дэвид перешагнул через змеящийся пучок питающих кабелей, ведущих к передвижной электростанции, и подошел ближе. Возникла пауза. Новая четверка авиамоделей готовилась к взлету.
Бывший воздушный маршал пробежался взглядом по зрителям. Улыбнулся блондинке с детской коляской. Полюбовался, как четкими движениями подросток завел пропеллер на модели штурмовика времен Второй Мировой Войны…
Ощущение подкравшейся неприятности вернулось само собой. Эта женщина чем-то насторожила его, поселив смутное чувство беспокойства.
«Глаза у мамаши с коляской были холодные и совершенно серьезные. Не может быть у женщины поправляющей одеяльце у младенца таких глаз.»
