— Money is always money, — уклончиво ответил Карвер. Лорд цинически улыбнулся.
— Вот мы и столковались в главном, остаются детали. Если появятся привидения еще в одном-другом месте, найдется два-три лишних трупа, кого это особенно удивит? А полиция и здешние детективы?…
Мы это хорошо видим по прошлогоднему убийству семьи Ромовых, по нашумевшему в этих же Борках взрыву кареты новобрачных Потехиных, по беспрепятственно разгуливающим привидениям и т. п. Не морщьтесь преждевременно, мой друг, я не имею ни малейшего намерения предлагать вам пачкать в крови ваши руки. Я имею людей, которые прекрасно справятся с этой ролью. Вы же будете только любезным хозяином холостых обедов и ужинов, с легкой карточной игрой в тесной компании. Это даст мне возможность принять у вас нужных мне людей в ливрее ли приглашенного для временных услуг лакея или как гостя в безукоризненном фраке или смокинге. Под шелест карт или звон стаканов я перекинусь с ними фразами приказания или выслушаю доклад. Все пружины дела будут в моих руках, а вы будете только пожинать плоды. Ваше имя младшего сына знатной английской фамилии отгонит от вашей квартиры всякое подозрение!
Теперь настала очередь Карвера померить кабинет с угла на угол. Лорд Тольвенор поставил недопитый стакан на стол, откинулся на спинку кресла, протянул скрещенные ноги к решетке камина и закрыл глаза. Со стороны могло показаться, что он дремлет, пригретый огнем, но, вглядевшись, можно было уловить холодный блеск глаз из-под полуопущенных век. Нет, не дремлет милорд, вся его фигура похожа скорее на хищника, притаившегося для рокового прыжка. Бедный Карвер! Не будет ли он его первой жертвой?.. Пока же он не переставая ходит по мягкому ковру кабинета, забывши и время, и место, и хозяина.
Лорд терпеливо ждет. Мертвую тишину нарушает только потрескивание дров в камине и дождь за окном. Порыв ветра пробежал по верхушкам деревьев, тряхнул мокрыми ветками, с которых посыпались капли воды; одна из веток, точно предостерегающе, ударила по стеклу окна. Карвер нервно вздрогнул и остановился. В широко открытых мягких и добрых глазах промелькнул испуг.
Взгляд его скользнул по кабинету и остановился на лице неподвижно сидевшего лорда.
…Какая спокойная поза… как сладко, безмятежно дремлет, пригретый огоньком камина… Неужели он был бы так спокоен, если бы грозила малейшая опасность?
… А ведь он будет главой; его громкое имя и обширные связи защитят, а при случае выгородят изо всякой опасности.
…Мне же, действительно, приходится туго: наследственное имущество прожито; кредит почти полностью исчерпан; остались только привычка широко жить и… полная неспособность к труду.
— Я жду, my dear, — неожиданно сказал лорд.
Его спокойная поза не изменилась, только стальные глаза открылись и властно смотрят на Карвера, да губы чуть тронула ироническая улыбка.
— …Что он — играет мною, как кошка мышью, или смеется только над моей трусливой нерешительностью? — подумал Карвер и спросил:
— Как велика для меня опасность, и в чем она заключается?
— Ни малейшей. Роль же ваша, повторяю, чисто представительная. Не советую колебаться. Ваше имя на эту роль стоит у меня первым только ввиду старой дружбы наших семей и моей личной к вам симпатии. Ну, итак?
Карвер с какой-то безнадежной покорностью склонил перед лордом голову.
В дверь тихо постучали.
— Миледи чувствует себя лучше и изволить просить вас в красную гостиную на five o'clock, — доложил лакей.
— Я всегда был уверен в вашем благоразумии, — сказал лорд, беру под руку Карвера.
Двойной ряд электрических лампочек, дугой расположенных над подъездом театра «Аквариум», ярко освещает прибывающую публику, которой в этот вечер собралось особенно много. Сегодня — первое выступление в оперетке парижской дивы Мари Перье, о красоте и бесподобной грации которой широко раскричали газеты.
Идут и едут не только жители Москвы, но и ближайших дачных окрестностей. Толпа, на миг задержанная проверкой билетов у входа, широкой волной разливается по аллеям сада. На открытой сцене уже выступают вторые силы, назначение которых — заполнить программу первых двух часов. Здесь тоже, по обычаю, лучшие номера приберегаются к десяти-одиннадцати часам.
Раздался первый звонок; широко раскрывшиеся двери не могут вместить разом хлынувшую недисциплинированную толпу. Жестоко толкается публика только последних рядов партера и ярусов; значительно позже спокойно и важно входят нарядные обладатели лож и кресел первых рядов. Среди них много знакомых между собой лиц.
В первой от сцены ложе — тузы торгового мира: жена многомиллионного кожевника Данилова, полная, высокая брюнетка, блестит тысячью искр, рассыпаемых бриллиантами серег и застежкой огромной ценности жемчужного колье.
Рядом с ней, опершись небрежно о барьер, полуобернувшись спиной к публике, ее муж обсуждает новости биржи со звездой нефтяных промыслов, рябым и сутулым Юрасовым.
Над креслом m-me Даниловой склонился молодой юрист Захаров.
В первом ряду кресел блестит лысина редактора «Искры» Платонова; перед ним, обернувшись спиной к оркестру, его правая рука — фельетонист Львов, высокий, стройный брюнет с подвижным, нервным лицом, осматривает наполняющиеся ложи, называя по именам входящих лиц стоящему с ним рядом следователю Зорину.
— Однако, вы знаете чуть ли не всю Москву?
— Моя профессия заставляет меня знать и наблюдать всех и вся — иначе скоро бы иссякла моя фантазия!
— Помимо фантазии у вас блестящее, но часто жестокое письмо; и не хотел бы я попасть к вам в переделку!
— О, Николай Николаевич, куда страшнее, право, попасть в переделку к вам, чем ко мне, — отпарировал Львов.
— Оставим шутки, я часто восторгаюсь полетом вашей фантазии, задумываясь над вопросом — что нужно вам видеть, чтобы улететь из окружающей действительности, — любезно улыбнулся Зорин, быстро поборов набежавшее было на его лицо облачко неудовольствия.
— Если лира звучит, мы забываем, даже больше, не замечаем окружающего и пустота наполняется лицами и звуками. Вот посмотрите, например, на темную пасть ложи «А», — нервно вздрогнул Львов, — не кажется ли вам, что ее глубина наполнена какой-то скрытой опасностью; раскроются двери и… над кем-то совершится приговор судьбы…
В этот миг дверь ложи широко распахнулась; повернув выключатель, капельдинер осветил чопорную, со строгой выдержанностью одетую, леди Лимингтон Тольвенор; за ней сухие фигуры ее мужа и сэра Эдуарда Карвера.
— Полет вашей фантазии на этот раз не совсем удачен, — засмеялся Зорин. — Сиятельные фигуры леди и лорда Тольвенор могут заморозить, но не убить; рука же лорда, хотя и влиятельная, не подписывает приговоров!
