В одном из длинных и плоских ящиков в нижней части шкафа находились фрагменты коры, лежащие на светлом фетре. Они походили на подношения или отливки шумерских иероглифов. Роземонд взял один из фрагментов, закрыл ящик и шкаф, вернулся к столу. Бокал был наполовину наполнен мутной жидкостью. Он уложил кору на стенки бокала, а сверху пристроил пергамент и веронику.
— Ваша очередь, дорогуша. А я пойду займусь нашими друзьями моллюсками.
Моргенстерн позволила ему хозяйничать в кухне и села на его место. Она начертала над конструкцией ряд знаков Огня. Кора и пергамент внезапно вспыхнули, словно камфара, и в бокал посыпались воспламенившиеся куски. Она поспешила закрыть бокал, потрясла, поставила на стол и присоединилась к колдуну-мэтру, который, завязав на талии передник, подбрасывал гребешки над адским пламенем. Потом погасил газ и разложил их по тарелкам. Роберта взяла бутылку вина и второй бокал. Они сели за стол и чокнулись с бокалом, стоявшим на столе, как некоторое время назад чокнулись с урной майора Грубера.
— За династию Мартино, чья основательница вскоре будет нам открыта, — предложил Роземонд в качестве тоста. — Ешьте, пока гребешки горячие.
Святой Матфей шел по Голгофе. Гребешки были восхитительны, «Лакрима Кристи» — сладким, черным и крепким. Роберта притормозила, ощутив, что ее голова от чрезмерного употребления ликера готова отлететь от шеи.
Роземонд приоткрыл окно в гостиной, закурил сигарету. Облокотившись о стол и держа белый цилиндрик меж пальцев, несколько мгновений обольщал Роберту своими глазами, в которых плясали дьяволята, и та была ему благодарна за столь деликатное внимание.
Но мысли колдуньи занимал палач. Ей не терпелось узнать мнение профессора истории по этому поводу.
— Туманный Барон принимает себя за Парижского Палача? — проворчал он, стряхивая пепел в пепельницу из оникса. — Это совсем не вяжется с големом.
— Это-то и беспокоит меня. Быть может, мы имеем дело с двумя существами? Я даже не знаю, кого преследовать.
— По голему мы имеем массу литературы в колледже.
— Вы видели объявления на табло?
— По поводу пропавших без вести? Хм… хм…
— Это воняет, как чумные бубоны.
— Хороший образ… Сыру?
Он опустошил бутылку, убрал со стола и принес поднос с сыром, а также новую, уже открытую бутылку.
— Предупреждаю, я не могу напиваться. У нас совещание завтра утром.
— Тогда останетесь трезвой за двоих, — усмехнулся он, наполняя свой бокал.
Роберта не знала, что выбрать — сен-марселен или пон-лэвек [8]. Потом решила попробовать и то, и другое.
— Купили на рынке?
Сыры, вино со склонов Везувия и гребешки были обычно в Базеле редким товаром.
— У меня прямые поставки, — ответил Роземонд.
Невосприимчивость к спиртному и чрезвычайно эффективная система получения пищевых товаров профессором истории так и остались тайной, которую Роберта не смогла разгадать. Она забыла о разумных соображениях и налила себе полный бокал, который выпила за здоровье этой тайны в облике человека.
— Мне все же хотелось бы знать, почему Барнабит и Баньши оживили голема.
— Возможно, оживили, дорогуша. Пока мы опираемся лишь на свидетельство нашего друга Мартино. Напрашивается визит вежливости к старине Гектору, чтобы подтвердить его слова.
Роберта промолчала.
— Я могу сделать это, — предложил он.
— Нет, нет. Гектор — мой кузен. Мне даже будет приятно повидаться с ним, — добавила она, выдавив улыбку. И осушила бокал, чтобы придать себе храбрости. — В любом случае что-то не так с бароном, палачом и големом.
— Не сомневаюсь, вскоре вы узнаете больше.
Роберте почудилось, что усмехающаяся маска и лицо Роземонда слились в одно целое. Она ущипнула себя за блоковый нерв у локтя, чтобы прийти в себя. Разряд отогнал опьянение мозга к печени, где оно и застряло, как злой гений, которому никогда не следовало выходить из своей лампы. Она отодвинула бокал. Конец. Хватит вина на сегодняшний вечер.
— Я вам приготовил монашьи пукалки, — объявил Роземонд.
И отправился с пустыми тарелками на кухню.
— Вы ангел!
— Падший, если это вас не смущает, — поправил он ее, возвращаясь с десертом.
Беляши-суфле отправились вслед за гребешками. Потом Роземонд извлек из шкафа свиток и развернул его на столе, придавив углы камнями. Древо Мартино, как все колдовские древа, ветвилось алхимическими значками, соединенными между собой эластичными арканами. У корня оставалось свободное место.
С проигрывателя несся призыв пророка-мага к отцу о помощи. Но тот не отвечал.
— Никакой родственной привязанности, — возмутился Роземонд, вздымая глаза к небу.
Он затушил в пепельнице вторую сигарету, растер ее между пальцами, растерзал бумагу и отделил волокна фильтра, превратив окурок в нечто непонятное.
— Я не нашел ничего фундаментального или нового в древе Мартино, — заговорил он, закончив свою разрушительную работу. — Необычайных предков можно пересчитать по пальцам руки. Здесь мы видим ассистентку Клеттенберга Франкфуртского, который устраивал герметические фокусы при дворе Фредерика I. Там — веселая вдова Захарии. Множество акушерок. Сивилла Сент-Эньяана из Денбига, которая, говорят, была чертовски красива. Хранительница озера Кибелы, что у горы Обрак. Остальные — женщины без особых историй, большей частью замужние. Ни одна не была сожжена на костре.
— Вы разгадали тайну креста?
Роберта говорила о х с закругленными концами, который переходил из поколения в поколение. Роземонд, несмотря на все свои познания, не мог определить его смысл.
— Это может быть лунный знак. Он походит на концы натяжных устройств, которые используют каменщики, чтобы удерживать фасад.
— Или на клейма, которые некогда выжигали на теле осужденных.
— Вы говорите о шрамах? — Она кивнула. Он мечтательно продолжил: — Шрам. Неужели у Мартино есть нечто, в чем их можно упрекнуть? Проклятие, записанное в колдовском древе? Во всяком случае, у Клемана оно на первом месте. Смотрите.
Роземонд открыл бокал, опустил в него пипетку и извлек немного жидкости. Поставил пипетку над нижней частью пергамента и уронил черную каплю на чистое место. Жидкость растеклась в разные стороны и нарисовала первый оттиск. Появился пресловутый х —шрам, а это был шрам, который восходил к началу династии Мартино.
Роземонд неторопливо допил свой бокал. Он допивал последнюю каплю «Лакрима Кристи», когда завершились страсти святого Матфея. Он потер между собой подушечки большого и указательного пальцев правой руки.
— В один из ближайших дней придется вас обучить прямому чтению. Тогда вам станет ясен скрытый смысл слов. То, что выткано за буквами. Волшебное ощущение.
