«10 марта. Календарь я еще помню. Лес кончился вчера. Я выбрался на равнину и увидел вершины Анд. Почти месяц я брел в зеленом еду. Переплывал реки, населенные кайманами. Питался чем попало. Сейчас я лежу на траве и смотрю на огромных бабочек, порхающих вокруг…»
«Все. Счет дням потерян. Сколько времени я лежал без сознания? А бабочки опять порхают. А я думаю, что где-то далеко сейчас идет мягкий пушистый снег… В висках стучат молоточки. Это, наверное, конец. Когда нет даже одиночества…»
«Март. Счет дням, увы, потерян. Но я жив. Они спасли меня. Я, кажется, бредил, все пытался поймать на ладонь красивую снежинку, а она ускользала от меня и что-то говорила. Слова были певучие и непонятные. Когда я впервые открыл глаза, то увидел голую индианку. Она шевелила губами и пыталась влить мне в рот какую-то жидкость из тыквенной бутылки. Я испугался, оттолкнул руку. И вдруг заметил, что вокруг меня сидит много людей. Меня поразил цвет их кожи. Она не была коричневой, как у тех индейцев, которых я знал. Эти были почти белыми. Длинные черные волосы спадали на голые плечи. Мне эти люди показались странно похожими друг на друга. Я подумал, что все это мне видится в бреду. Но женщина снова протянула к моему рту тыквенную бутылку. Я сделал несколько глотков. Ароматный жгучий напиток оказался хорошим лекарством. Мне стало хорошо и уютно. И я уснул.
Несколько дней я возвращался к жизни. Сегодня впервые смог взяться за карандаш. Женщина, которая спасла меня, с любопытством смотрит, как карандаш бегает по бумаге…»
«Март. Индейцы, мигрировавшие на восток, наткнулись на меня случайно. Отчасти из любопытства, отчасти из сострадания они помогли человеку, оказавшемуся на их пути. Племя называет себя «аиаи». Оно идет по своему ежегодному маршруту. Все это я понял из рассказа женщины, которая взялась обучать меня их языку. Я понял, что каждый год племя в полном составе покидает место своего постоянного пребывания и отправляется в предгорья, чтобы принести жертву божеству. По обычаю, который показался мне чрезвычайно странным, Богу отдается тот, кто в прошлом году сам приносил жертву. А тот, кому выпадет честь убивать, становится вождем на весь год.
– А где сейчас вождь? – спросил я.
– Он идет к Богу другим путем, – туманно ответила женщина.
Я удивился.
– Он же может не прийти на место. Уйдет. Скроется.
– У нас не бывает так, – гордо ответила женщина. – Приносящий жертву уподобляется Богу. А боги презирают и смерть и смертных».
«Март. Выбрав как-то удобное время, я спросил женщину, можно ли мне посмотреть этот обряд. Она просто ответила, что можно. Только чужеземец ничего не увидит. Для этого надо уподобиться Богу.
Я попросил женщину рассказать мне об этом.
– Давно, – сказала она, – когда наши лица были совсем белыми, человек по имени Аманагуа сделал это. И сказал он: так будет вечно.
– А кто такой Аманагуа?
– Он пришел оттуда, – женщина махнула рукой, указывая на север. – И он привел наших предков. И нашел обитель Бога. И первым сделал то, что делаем по его завету мы.
– Его тоже принесли в жертву?
– Нет. Аманагуа был велик. Он был велик всегда. И умер своей смертью. А обычай установил он. Потому что так поступали предки Аманагуа, когда жили в этих местах.
– Жили?
– Да, тогда они носили одежду, как ты. И украшали ее желтыми камнями и теми вещами, которые делали из них. Аманагуа сказал, что это презренный обычай, и вернул наших предков на путь богов.
– Они сняли одежду?
– Я не так сказала, а ты не так понял, – улыбнулась женщина. – Ты еще плохо знаешь наш язык, чужеземец. Сначала были боги. Потом не было ничего. Только большие звери, похожие на тапира. И змеи с телом тапира. И предки наших предков. Они были похожи на нас. Ходили без одежды и не знали того, что знаем мы. Они жили рядом с большими обезьянами. Жили мирно, пока одна из обезьян не унесла женщину племени в горы. Слабые люди не смогли бороться с обезьянами. И они ушли очень далеко. И там встретили Бога. Он научил предков многому тому, что знаем мы. И ушел. Память о нем передавалась из поколения в поколение. Племя стало большим и могучим. Вот тогда они стали носить одежду и посыпать ее желтым песком. Все было забыто. Только несколько избранных помнили о Боге, который должен был вернуться. И он вернулся. Но в это время шла большая война племен. Аманагуа был вождем одной из групп. Когда он увидел Бога, то принял его за вражеского лазутчика. И убил его. Тогда и случилось это. Аманагуа стал велик и могуч. Он мог советоваться со светилами и видеть то, что недоступно простым смертным. Он увел свой отряд в горы, построил там капище и вытесал статую Бога. Туда мы идем сейчас. Теперь ты понял?
– Я хочу увидеть капище.
– Ты еще слаб. Окрепнешь, мы пойдем туда. Только ты ничего не увидишь. Это не дано никому, кроме Бога».
«Апрель. Я снова один. Как это все случилось? Голова раскалывается от грохота камней и криков несчастных. Землетрясение было настолько сильным, что, казалось, горы взбесились и кинулись на людей. Мертвы все. А бог, стоящий в центре капища, как будто смеется. Такой колоссальной жертвы ему еще не приносили никогда. «Приносящий жертву уподобляется Богу»… Я знаю только одно: мне необходимо вернуться. Потому что я отмечен печатью Бога. Теперь во всем мире я единственный, кто посвящен в величайшую и непонятную тайну. Где ее истоки, где ее причины. И никому нельзя рассказать. Этому невозможно поверить, хотя доказательство у меня в руках. Но между мной и тайной стоит смерть»…
Диомидов отодвинул листки в сторону. Их было много, этих листков. Но перечитывал он только те, которые показались ему наиболее любопытными. Кроме дневников, был еще отчет о путешествии. Толстая, добротно сшитая рукопись. В ней содержались сведения об обычаях индейцев аиаи, приводились рецепты разных лекарств, описывались растения и животные, которые встречались на пути Беклемишева. На титульной странице отчета чья-то рука каллиграфическим почерком вывела: «В архив» и поставила дату: «12 августа 1914 года».
В том году России было не до самодеятельных путешественников.
***
– Слушай, животное, – сказал Диомидов коту, придя на другой день вечером домой, – ты глупая рыжая скотина. Тебя, конечно, не волнует, что твой хозяин испытывает затруднения. И это еще мягко сказано. Я просто окончательно запутался в этой чертовщине и уже перестаю понимать, что к чему и кто есть кто.
Говоря это, Диомидов раздевался. Потом стал готовиться к ужину. Коту он кинул кусок колбасы. Дон Педро лениво съел угощение, потерся о ноги хозяина и вспрыгнул ему на плечо. Это было его любимое место. Вторым была пижамная куртка, лежащая на кресле. Кот обожал спать на этой куртке. Устраиваясь, он долго мял ее передними лапами и мурлыкал в экстазе. Диомидов называл это «доением». «Подоив» пижаму, кот свертывался на ней клубком и засыпал.
