— Что с моим дядей? — поинтересовалась Анна, сделав глоток из чашки.
— Пока арестован, — ответил Дерек. Бросил взгляд в окно: кто-то из провожавших махнул рукой, прощаясь, но никто, хоть немного похожий на Джона по росту и комплекции, не всматривался в окна вагонов. — Производство арниэлей переведено под государственное управление. Я полагаю, что скоро твоего дядю потихоньку освободят, и он продолжит работу. Королю нужен тот, кто разбирается в арниэлях, и он предпочтет матерого дельца юной барышне. Особенно, когда этот делец движим не мечтами, а выгодами.
Вагон мягко качнулся назад, потом вперед. Медленно-медленно поплыл от вокзала. На перроне зажглись фонари, снег почти перестал. Они с Анной ехали в края снегов, которые заметают дома до крыш, старинных монастырей, северного сияния и бесконечной тоски. Даже ведьмы в тех местах зимой предпочитают сидеть и не высовываться — Дерек невольно этому обрадовался.
Хватило с него Чески Кариди.
— Это верно, — вздохнула Анна. — С моим дядей всегда можно будет договориться. А вот с отцом уже нет…
Дерек подумал, что все это похоже на передел собственности. Итану Коннору предложили выпускать арниэлей без запрета на убийство — он отказался, и его убрали. Брату намекнули, что и с ним никто не будет церемониться, он взял на себя вину и согласился сотрудничать. Теперь у его величества будет армия послушных рабов, которые сделают все, что им прикажут. Они будут убивать за короля и умирать за короля…
Поезд вырвался за пределы столицы. За окнами побежали заснеженные леса, и какое-то время Дерек и Анна молчали. Потом заглянул проводник — зажег лампы, принес постельное белье, и Анна, всмотревшись в его лицо, спросила:
— Ноа? Ноа Б-шестнадцать?
Проводник с достоинством кивнул. Смахнул с рамы картины невидимую пылинку, положил рядом с Дереком вечерний выпуск “Зеркала”.
— Да, миледи.
Лицо Анны дрогнуло — она старалась скрыть волнение.
— Ты меня помнишь? — спросила она, не сводя с арниэля глаз. — Ты видел Джона?
Ноа улыбнулся, но эта улыбка была неживой. Ненастоящей. Дерек ощутил, как по спине ползет липкий холодок.
— В моем вагоне он никогда не ездил, миледи. О других не знаю, — подчеркнуто вежливо ответил проводник и, чуть понизив голос, неохотно добавил: — Но среди наших ходят слухи, что он подался куда-то на север. Полиции и людям мы никогда об этом не скажем. Я говорю вам, потому что это вы.
Анна побледнела. Глаза наполнились слезами, и она посмотрела на Дерека так, словно хотела сказать: видишь, я была права, мы найдем его в Шонго! “Я лекарство, — напомнил себе Дерек и скривился от этого напоминания, словно от кислого яблока. — Я вытащил ее из бесконечного подвала Кастерли, я спас ее от убийцы, но все это не имеет значения. Она боится потерять меня так, как калека боится потерять свою палку. Вот и все”.
Ему подумалось, что арниэли живут своим замкнутым обществом — примерно так же, как переселенцы с горного Приюжья живут в столичном Мятном квартале, варясь в своем котле и никого не допуская к себе. Они знают все друг о друге, они договорились не посвящать людей в свои дела, и раз они лезут в криминал по уши, то скоро у господина Санторо будут новые проблемы: невидимые с точки зрения законодательства преступники.
Наверно, это как раз тот случай, когда траву придется вырывать с корнем. Так будет лучше для всех.
— Спасибо тебе, — с искренним теплом ответила Анна. Покосилась на Дерека, и ее улыбка угасла: должно быть, он выглядел, как угрюмый сыч, от которого не стоит ждать ничего хорошего.
Проводник поклонился и вышел. Анна обернулась к Дереку, скрестила руки на груди, словно защищалась, и спросила:
— Что теперь не так?
Дерек вздохнул. Взял газету, скользнул взглядом по заголовку “Королевский герб на арниэлях: производство механических людей под личным контролем его величества”. На душе было гадко. Слишком много всего случилось. Вчера он убил ведьму и упустил Джона, сегодня в него бросили нож, желая отомстить за смерть Анжелины, и они с Анной провели удивительную ночь вместе, правда, это ничего не значило для безжалостной девушки.
— Да вот, думаю, что мы будем делать после того, как я верну Джона его высочеству Эвгару. Чем я займусь, понятно, а ты?
Анна поежилась, словно в теплом купе повеяло зимним ветром. Отвернулась, нарочито внимательно уставилась в темный вечер за окном. “Взбалмошная нахальная девчонка”, - сердито подумал Дерек и тотчас же понял, что не может по-настоящему сердиться на волнение Анны и ее желание вновь увидеть Джона.
— Не знаю, — негромко ответила Анна. — Уеду куда-нибудь, поступлю на учительские курсы, например. Разве это имеет значение? Моего отца убили, наше с ним дело испортили и опорочили. Я ищу Джона, чтобы еще раз увидеть и посмотреть ему в глаза. А ты ищешь Джона, чтобы отправить на верную смерть, — она усмехнулась и вздохнула: — Какие уж тут мысли о будущем…
— Выходи за меня замуж, — предложил Дерек и сперва сказал это, а только потом понял, что именно сорвалось с его губ. Он никогда и никому этого не говорил, потому что жизнь в квартале святого Сонти не располагает к женитьбе и прочим нежным чувствам — а теперь вдруг сказал и ощутил себя исправленным. Настоящим.
Анна удивленно посмотрела на него, словно ожидала услышать все, что угодно, только не предложение.
— Я… я благодарна тебе, — сказала она так, словно язык и губы вдруг сделались чужими и не слушались ее. — Но повтори это, когда все кончится. Хорошо?
Дерек кивнул. Раскрыл газету, спрятался за ней, словно за щитом.
Впервые в жизни у него появилось ощущение, что он не справится.
* * *
В Шонго они приехали через два дня.
Когда Анна протянула руку Дереку и вышла из вагона на перрон, то прошлое обрушилось на нее снежной бурей, но в ней не было ни холода, ни зла — лишь свежесть воспоминаний и надежда. Здание вокзала было не по-провинциальному изящным, с колоннами и статуей святого Эвглиха, покровителя путешественников. За ним лежал поселок — усеянный россыпями пестрых огней гирлянд, наполненный запахом выпечки и вина с пряностями яркий, теплый.
— Ну вот, — сказала Анна, обернувшись к Дереку. — Зимой здесь красиво.
— Скоро новый год, — он улыбнулся краем рта, и Анна с запоздалой горечью подумала, что все это время была к нему несправедлива. Ужасно несправедлива.
Они успели к экипажам раньше остальных пассажиров. Гостиница, в которой Анна когда-то проводила время с Джоном, располагалась в центре поселка возле главной площади; когда экипаж остановился возле ее темных дверей, украшенных гербом с медведем, еловым венком и алыми шарами, то Анна вдруг почувствовала, что на нее смотрят.
Растерянно озираясь, она спустилась на тротуар — нет, никого подозрительного. Жители поселка и немногочисленные туристы пили подогретое вино возле огромной наряженной ели, через распахнутые двери собора были видны плавающие огоньки свечей над кандилом, из магазинчика, в котором Анна и Джон когда-то покупали выпечку, выходили покупатели с полосатыми пакетами в руках. Никто не смотрел на Анну и Дерека, никто ими не интересовался, но, обернувшись к своему спутнику, Анна увидела, что он встревожен.
— Чувствуешь что-то? — спросила она. Анна так и не смогла успокоиться после того, как Дерек сделал ей предложение. Потом в дороге они говорили о каких-то пустяках, которых она сейчас не могла вспомнить — да что там вспоминать, обычные дорожные разговоры — но Анна не переставала думать о том, что он сказал в самом начале их путешествия.
Выйти замуж? Да, она думала об этом. Все девушки думают. Дереку, конечно, далеко до уровня ее отца, и он, конечно, был бы против ее брака с мальчишкой из подвала, который вырос и завел ужасающую коллекцию. Но Анна понимала, что Дерек Тобби не самый худший вариант — особенно теперь, с карьерным ростом. Да и Джон…
Как бы она ни старалась убедить себя в том, что выбросила из головы все, что их связывало, все было совсем не так, и Анна не могла этого не понимать.
