— Может быть ты и права, только… Только я так тебя хочу…, - и он снова поцеловал Лизу.
— Верю, я тоже.
— Ах, ты тоже, — с энтузиазмом произнес он, — а может, тогда останешься?
— Нет, давай не сегодня, хорошо?
— Понял, и готов ждать, хоть целую вечность.
— Паш, целой вечности не надо, но сегодня, согласись, неудобно.
— Да я все понимаю, я так, в шутку говорю. Все, одеваюсь, и идем?
— Вот, другое дело, — и она обняв Павла, нежно поцеловала, но потом нехотя отпустив, поднялась, подавая ему руку.
Павел снял форму и переоделся в штатское.
— Мам, мы пошли, — крикнул он, стоя в коридоре. Родители попрощались с Лизой и в последний момент, когда Павел уже открывал дверь, Лидия Петровна потянув Лизу за рукав, что-то шепнула ей на ухо. Та улыбнулась и, так же тихо ей что-то ответила. Павел с удивлением посмотрел в их сторону.
Выйдя из подъезда на улицу, он не выдержал и спросил:
— О чем это вы там шептались, за моей спиной?
— Какой ты любопытный. О своем, о женском, — смеясь и загадочно улыбаясь, произнесла она.
— Нет, ну, правда?
— Много будешь знать, скоро состаришься.
Павел остался в полном недоумении относительно этой таинственности и желание узнать, о чем они шептались, занозой засела в его мозгу, но он решил повременить и пока не спрашивать об этом Лизу.
До её дома было недалеко. Они добрались всего за полчаса. На часах было начало двенадцатого ночи. На улице, несмотря на хорошую погоду, не было ни души. Они остановились у подъезда, держась за руки. Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Потом еще раз.
— Иди, а то уже поздно.
— Слушаюсь и повинуюсь, товарищ ефрейтор и приложил руку к голове.
— К пустой голове руку не прикладывают. Это только в американских фильмах так делают. Ты что, забыл?
— Лиз с тобой, что угодно забудешь, не то что руку к…, - в этот момент зазвонил телефон, и оба машинально потянулись за сотовыми. Звонил Лизин телефон.
— Подожди, это мама звонит.
— Твоя?
— Конечно, не твоя же.
— Алло, мам, что случилось? Когда, завтра? Во сколько? Хорошо. Нет, я задержалась на работе, но уже стою возле подъезда. Хорошо-хорошо, сейчас обязательно полью. Все, целую, папе привет передай.
Она посмотрела на Павла, и тот без слов понял, что Лизины родители еще не вернулись и они, не сговариваясь, бросились к ней домой.
Павел лежал и отрешенно смотрел в потолок. Минуты блаженства, которые он только что пережил, еще оставались в его памяти, и он переживал их снова и снова. Лиза лежала рядом, обняв рукой и тесно прижавшись к нему.
— Как ты думаешь, что сказала мне твоя мама?
— Когда? — словно не понимая, о чем идет речь, спросил он.
— Когда мы уходили.
— Не знаю, наверно сказала, чтобы ты меня берегла или что я тебя так люблю или что ни будь в этом духе. Угадал?
— Нет.
— Нет!
— Представь себе, нет.
— Тогда даже не представляю, что она могла сказать, — его вновь распирало любопытство, но он старался делать вид и говорить, словно ему совершенно это безразлично. Лиза приняла эту игру и спокойно ответила:
— Правильно, к чему тебе знать наши маленькие секреты.
— Секреты? Какие еще секреты. Лиз, не мучь меня, ты же видишь, что я сгораю от любопытства, как ни стараюсь.
— Что ты говоришь, — она рассмеялась, и слегка приподнявшись на руках, оказалась на нем. Он обнял её и поцеловал.
— Лиз, не томи, скажи.
— Знаешь, она спросила меня, не собираемся ли мы с тобой, её в ближайшем будущем бабулей сделать.
— Что?
— Что слышал.
— Во, мать дает. А ты что ей ответила?
— Не знаю, как получится, мы как-то об этом не думали, не так ли?
Павел пристально посмотрел на Лизу, но в комнате света из окна практически не было, и ему трудно было разглядеть её глаза. Он провел рукой по её волосам и спросил:
— Лиз, ты выйдешь за меня замуж?
— А ты возьмешь меня в жены?
— Возьму.
Он обхватил её руками, перевернул на спину и стал покрывать поцелуями, как в первую ночь. Она неподвижно лежала, и чувствовала, как растет напряжение, и она начинает возбуждаться. Желания переполняют ее, и она протягивает руки к нему и чувствует, как невольный стон вырывается из груди.
Утром они позавтракали и отправились на работу. Она в районное отделение, а Павел на Петровку.
Ему недолго пришлось ждать Волина. Тот появился возле своего кабинета, как и обещал к десяти.
Завидев сидящего в коридоре Павла, он сходу произнес:
— Ты чего, как бедный родственник здесь сидишь, привыкай к новому месту работы.
— Да я…
— Понял. Ты уж извини, сам видишь, как дела закрутились. Будет время, оформим документы, все как полается, а пока заходи и располагайся.
Они зашли, и Волин не раздеваясь, достал папку из сумки.
— Полистай, отчет с места, где ребят держали.
Павел открыл папку. Фотографии дома, подвалов, комнат. Далее шли протоколы осмотра и в конце два листа по собранным уликам с места преступления. Он внимательно прочитал текст.
— Что скажешь? — спросил Волин, когда Павел, закрыл папку и положил её на стол.
— Ты прав, никаких существенных улик, которые могли бы навести на мысль, куда они могли направиться, нет. Если исходить из того, что написано, они уехали на четырех машинах. Две из которых, по всей видимости, грузовые. Словесные портреты врача и четырех охранников составлены, приблизительный возраст подозреваемых определен, вот собственно и все. Да, вот еще, найдены волосы, отправлены на экспертизу и обнаружен один отпечаток пальца, который по данным картотеки, нигде не значится. Прямо сказать не густо.
— И я тебе о том же. Очень умело действуют. И все же, есть кой-какие мысли.
— Поделись, если не секрет.
— Секрет. Был бы секрет, не говорил бы. Я вот все размышлял насчет очкастого, как прозвал врача Николай, сбежавший от них. Я так подозреваю, он делал не только анализы, но и проводил непосредственно операции. Раз так, стало быть, он не просто врач, а скорее всего хирург и при том, весьма опытный. Я тут почитал, пока ехали назад, кой-какую литературу. Забор органов не такая простая штука как кажется. Необходимо так провести операцию, чтобы не поранить орган, отделить от прилегающих тканей, произвести массу дополнительных вещей, связанных с тем, чтобы не нарушить её функциональное назначение в новом организме. Короче, это должен быть хирург с большим опытом практической работы. Вывод напрашивается сам собой, он работал в клинике, или в госпитале и не просто работал, удаляя аппендицит или гланды, усекаешь мою мысль?
