— Если подобное повторится, в следующий раз останетесь без обеда! — рявкнул ему вслед директор. Но инициатива уже ушла из его рук. Не обращая больше на него внимания, Марек, гримасничая и остря по поводу здешних патриархальных порядков, в конце концов, Анюту рассмешил, правда, при этом, увлёкшись, чуть не опрокинул себе на трусы тарелку с горячим супом.
— Вот видишь? — говорил он после, обжигаясь, заглатывая тушёную картошку — самое главное? произвести впечатление! И мы его произвели.
— По-моему, глупое впечатление.
— Не важно! — возбуждённо продолжал Марек, яростно тыxf вилкой в котлету. — Надо, чтобы женщина тебя заметила. А впечатление, какое оно; плохое, хорошее, глупое… Хорошее, конечно лучше, но и глупое тоже сойдёт.
— Но ведь впечатление оставил ты, а не я, — продолжал сомневаться Илья.
— Опять не важно. Ты был со мной. В данном случае я представляю тебя. А то, что глупое, так это даже хорошо, вали всё на меня, дескать, дурачок, что с него взять. Свое мнение о тебе она составит потом, вот тут ты и постарайся, прояви себя героем. Я, конечно, и тут тебе бы мог помочь, но ты ведь не захочешь, а? — он, на секунду оторвавшись от котлеты, взглянул на Илью. — По глазам вижу, что не захочешь. Ну и ладно. По мне, так она тоща, как из Бухенвальда и к тому же слишком длинна, куда мне такую. Это тебе, ты вон, какой лось. Что ты таких тощих любишь? Нет, — продолжил он, снова взявшись за котлету, — не в моём она вкусе. Хотя сиськи, ничего.
— А тебе, — сказал ему Илья, допивая компот, — никто её кушать и не предлагает, харчись побыстрее своей котлетой, да болтай поменьше. Одни, мы тут уже сидим. Кстати, — вдруг вспомнил он — чем мы сегодня вечером, закусывать будем, деятель, опять коркой, что ли занюхивать?
— Не боись, — покровительственным тоном отвечал Марек. — Она, — последовал выразительный тычок кружкой с остатками компота в сторону раздачи, — будет закусывать сегодня с нами. Этих котлет, тебе сто штук принесёт.
В окошко выглянула толстая повариха.
— Долго ишо ждать вас, господа хорошие?
— Она что ли? — усмехнулся Илья.
— Дурак! — спокойно возразил Марек. — Идём мать, идём. Айн секунд! — и одним глотком допив компот, сгрёб пустые чашки. — Пошли, что ли развивать инициативу, май диа миа френд?
Они вышли со столовой и остановились в тенечке, крутя головами словно, подводные лодки, перископами.
— О! — сказал Марек, невежливо тыча пальцем. — Я её вижу, вон она!
Анна расположилась на травке, как на ковре, расписанном солнечными зайцами, рядом с двумя баками с водой и горой грязной посуды. Вид у неё был довольно скучным. Она вяло тёрла тряпкой очередную ненавистную чашку.
— Так, — бодро сказал Марек, — девушка наша созрела, и готова выслушивать любую чепуху. Ты иди к палатке, а я ей займусь. Сегодня я в ударе! — он зверски раздул ноздри. — Я чувствую охотничий азарт! Правда, роль у меня скорее охотничьей собаки. Я как спаниель, притащу тебе утку, а ты будешь её хавать. Чего только не сделаешь для друга… — и он бодреньким шагом, направился к кухне, пиная по пути чёрные сосновые шишки.
От палатки Илья видел, как Марек подошёл к Анюте и даже услышал, как он её о чём-то спросил. Она подняла голову, несколько удивлённо посмотрела, что-то односложно ответила и опять занялась своим делом. Он опять спросил, надоеда, и ей опять пришлось отвечать. Потом, он видимо завёлся, и уже тарахтел не останавливаясь. Анна, как Илье показалось, озадаченно, некоторое время смотрела на него, и даже перестала мыть посуду, потом вдруг расхохоталась, откинув голову назад. Затем, Марек показал рукой в сторону Ильи, и они вдвоём, вдруг посмотрели на него. Илья густо покраснел и быстро, как бурундук, юркнул в палатку.
— Идиот! — с тоской подумал он. — Кому доверил? Этому трепачу… О горе мне! Он же гад сейчас меня опозорит не только перед ней. Перед всем лагерем опозорит! Да что лагерем, перед всем институтом. Пойдёт теперь трёп, что ты… Двадцатипятилетний мальчик, хотел познакомиться с девочкой, годиков двадцати с чем-то, три года не мог никак решиться… И вот послал свата, гада ползучего, волка позорного. Я же теперь мимо неё пройти не смогу, со стыда сгорю. И она тоже сидит, хи — хи — хи. Шалава, сразу видно, что шалава. А я к ней, нежные чувства: ах, какие ножки, ах, какая грудка. Тьфу, болван, идиот!
Так он сидел, гневно рассуждая сам с собой, мысленно посыпая голову пеплом и готовясь к позору, пока, наконец, не посмотрел на часы. Прошло уже пятнадцать минут. "Вот черт!.. — подумал он, — о чём можно так долго трепаться с незнакомым человеком?" Впрочем, для Марека, это в порядке вещей. Трепло и бабник, милостью божьей. Илья по сравнению с ним, мог считать себя схимником, аскетом, и стоиком. Это он гад, врал только, что Анюта не в его вкусе, у него и вкуса-то нет, он всеядный. С какими только Илья его не видел, и с женщинами баскетболистками, и с женщинами лилипутками, ко всем змей, подход умеет найти. Как это он раньше Аню не закадрил? Потому что не видел, наверно, поэтому и не закадрил. Заслуженный мастер по клиньям, мать его так. Мочалок командир. Впрочем, Илья с большей частью своих подружек познакомился, как раз через него.
В палатке было невыносимо душно и жарко. Илья, обливаясь потом, стащил через голову насквозь мокрую майку, которую перед тем зачем — то надел. Пить хотелось ужасно, а вода питьевая на кухне. Как же, пойдёшь туда теперь. Лучше от жажды умереть. Тут его озарило: "Может вина выпить? Так от него потом ещё больше пить захочется. Или пойти искупаться. Пусть себе треплется, ботало, — потом пришло соломоново решение. — Ладно, выпью сначала вина, а потом пойду, искупаюсь. Спрыгну с обрывчика, чтобы не переться у всех на виду".
Подумав так, Илья осторожно выглянул из палатки. То, что он увидел, поразило. Эти там, ржали уже втроём. Марек, Анюта и присоединившаяся к ним повариха. Причём Марек уже вошёл в раж, на месте ему не стоялось, он приплясывал вокруг Анюты, пытаясь говорить ей, что-то сквозь бульканье, которое у него означало смех, причём умудрялся почти одновременно отечески похлопывать её по плечу и поглаживать по спине. Та совсем скисла от смеха, утирала полой халата слёзы и махала на него рукой, а повариха рядом хохотала с визгливыми переливами, хватаясь за могучие бока.
Илья не выдержал и тоже улыбнулся: "Во ржут, весело им. Чем это он их так рассмешил? А я тут сижу, как дурак, без подарка. Точно дурак! Нет, обязательно надо выпить. Вот только тёплое, сволочь, и закусить нечем. Ладно, так обойдусь, гусарам не впервой!"
Он налил себе из распечатанной бутылки полстакана вина и выпил в три крупных глотка. Скривился и занюхал кулаком. Тёплое вино продрало горло и моментально зашумело в голове. Вот так, уже лучше, мысли потекли спокойнее, но как-то отрывками: "Хороший мужик всё-таки Марек, умеет он у баб найти дорожку к сердцу. Они его любят. То есть, сначала, конечно, любят, а потом уж… это, как придется. Ну, так извините, всем не угодишь, чего уж тут обижаться. Да и так, друг он, конечно, не плохой, хотя и… Ладно, надо ещё выпить! — Илья налил ещё полстакана. — Всё! И сразу купаться, только купаться! Идите вы все со своей любовью в баню. Кстати, о бане… — он выпил, снова переморщился, но занюхивать на этот раз не стал, — так, о чём это я? Ах да, о бане. Надо будет непременно сходить в баню. С Мареком, с Анюткой. С поварихой, сватьей — бабой — бабарихой… Нет, с поварихой не надо, пусть Марек сам с ней идёт… В отдельный люкс, — он представил Марека в отдельном люксе с поварихой, и ему стало глупо смешно. — Ха-ха! Вот и мне весело стало. Не всё же вам ржать. Ой, чего-то меня разморило… Жара, проклятая… треклятая!"
— Ты чего это тут в одиночку надираешься? — Марек присел в проходе палатки, загородив свет.
— А, тебе-то что? — вздрогнув от его неожиданного появления, агрессивно осведомился Илья, бурча животом. — Явился, не запылился! Хочу и надираюсь тут.
— Интересное дело!.. — удивился Марек, — я ему невесту сватаю. А он сидит, вино жрёт без закуски. Ещё и не доволен. Хоть бы из палатки вышел, сидишь в жаре, духоте. Обалдел вон совсем.
