— Здравствуйте, Роберт, — поприветствовал меня Никто Кальвадос, приглушая звук на телевизоре. В этот момент я вспомнил и его и любимый напиток, хотя секунду назад не имел ни малейшего представления о его существовании.
В кафе сумрачно, верхний свет погашен, Мадам Пирожок получила своего мужа, а я — свой вечерний кусок пирога.
— И вам не болеть. Интересная передача?
— Как всегда, Роберт. Не лишена своеобразной актуальности, если угодно. Если знать, куда смотреть.
— Например? — спросил я без особого интереса. Пирог занимает меня больше, чем научные рассуждения.
— Например, мужчина, которого вы в очередной раз доставили сюда, подставив плечо. Человек, который нашёл оригинальный, хотя и не слишком здоровый способ избежать выбора, что позволяет ему пребывать в состоянии спутанности, не разрушая суперпозиций.
— Да, некоторую спутанность его состояния я наблюдаю регулярно. Пять стаканов есть пять стаканов.
— Осознание есть акт измерения. Фиксация состояния системы. Когда тебе показали две таблетки, придётся выбрать между красной или синей. Но что делать, если обе — яд?
— Не знаю, — сказал я равнодушно. — Что?
— Можно привести себя в состояние невозможности выбора. Выбор совершает наблюдатель, но если перестать им быть, суперпозиция не нарушится. Надежда не исчезнет.
— Надежда на что?
— На третий вариант.
— Разве он бывает?
— Нет. Но осознание этого тоже коллапс суперпозиции. Надежда — самое спутанное из квантовых состояний…
В этот момент Мадам Пирожок принесла папку с нашей бухгалтерией, я отвлёкся и моментально забыл про собеседника.
***
Светловолосая босая женщина в коротком платье заглядывает в окно бара. Швабра давно ушла, Говночел уже спит, так что смотреть там не на что. Но она смотрит.
— Твои туфли у меня, — прошептал я.
Дёрнулась, как будто собираясь бежать, но осталась на месте.
— Это ты, — сказала она утвердительно.
Вечно меня за кого-то принимают.
— Зайдёшь? Или вынести обувь сюда?
— Я не люблю заходить в дома.
— Это всё-таки бар. И я даю тебе разрешение.
— Я не из тех, кому нужно разрешение, — грустно улыбнулась она, — просто не люблю.
— Стены давят?
— Подвалы тянут. Но к тебе — зайду.
Она с интересом оглядывает бар, а я рассматриваю её в свете ламп. Понимаю покойного Калдыря — есть от чего потерять голову. Короткое платье не скрывает идеальной фигуры и ног, к которым падёт каждый мужчина. Лицо полно удивительного, хотя и слегка трагического, очарования. От волос пахнет свежестью, водой, лесом и ванилью. Прекрасное в своём совершенстве существо.
— Выпьешь что-нибудь?
— Ты серьёзно? — смеётся она восхитительным смехом. В такой смех невозможно не влюбиться, но я постараюсь. — Впрочем, почему бы и нет? Что бы ты предложил?
— Хм… — я задумчиво посмотрел в её большие тёмные глаза, — «Белую ведьму», пожалуй. Сливочный ликёр, белый ром, триплсек, немного льда.
— Звучит отлично.
Я смешал напиток в высоком стакане, поставил перед ней на стойку.
— Пей, я принесу туфли.
Когда вернулся с коробкой, женщина отпила треть.
— Вкусно, — оценила она. — Это они?
— Да, примеряй. Должно подойти, делали по образцу.
— Всё равно не то, — она покрутила туфли в руках, — но он старался, я знаю.
Пришла босиком, ноги совершенно чистые. Изящные, хотя и большие, ступни с аккуратными пальчиками, тонкая лодыжка, идеальная форма голени, а про бёдра лучше даже не думать. Обувь села прекрасно.
— Спасибо. Лучше, чем ничего, — женщина прошлась взад-вперёд, прислушиваясь к ощущениям.
— Не меня надо благодарить. Но он…
— Умер, я знаю.
— Убит.
— Смерть есть смерть, никакой разницы, — женщина говорит совершенно равнодушно.
— Тебя это не волнует?
— А должно? Все умирают.
— Но не ты?
— Не будем об этом. Разговоры о смерти не подходят для приятного вечера в баре, — она снова засмеялась своим поразительным смехом, от которого сладко дрожит внутри. — Расскажи лучше о себе. Я слышала, тебя зовут Роберт. Кто ты, Роберт? Что ты делаешь здесь?
— Я бармен. Наливаю напитки.
— Прекрасное занятие. Налей мне ещё один такой же. «Белая ведьма», надо же! — и снова смеётся.
— А как называешь себя ты?
— Ну, поскольку имя «белая ведьма» уже занято, — она поболтала в стакане напиток, — можешь называть меня просто «хозяйка».
— Не могу, — покачал головой я.
— Почему?
— У меня не бывает хозяев.
— Я не твоя хозяйка, — улыбается она, — а хозяйка места.
— Не похоже, что ты тут главная.
— Ты просто не знаешь, куда смотреть. Но я тебе рада. Ты ведь такой же, как я?
— Нет, другой.
— Другой, но такой же, — кивнула она удовлетворённо. — Это интересно. Почему ты здесь? Именно этой осенью?
— Выполняю свою работу.
— А говоришь, нет хозяев. Но ведь кто-то тебе эту работу дал? Кто-то за неё заплатит?
— Можешь считать меня индивидуальным предпринимателем.
— Я не против, — смеётся она, — предпринимай. Не обижай моих детей, и мы не поссоримся.
— Они сами кого хочешь обидят.
— Такова их природа. Наша природа. Ты ведь такой же, хотя и другой. И мне это нравится. Спасибо за туфли. Буду заходить иногда, ты не против?
— Бар работает до последнего клиента.
***
Проводил до порога, постоял, глядя вслед. Волшебная походка, красивая фигура, великолепные ноги. Совершенство.
Закрыл дверь, погасил свет, поднялся в спальню, привычно сдвинул в шкафу пахнущую табаком и одеколоном чужую одежду, повесил свою куртку и заметил, что из кармана висящей на вешалке кожаной жилетки торчит краешек узкого конверта.
Уважение к чужим секретам не входит в список моих профессиональных компетенций и этических принципов, да и конверт не запечатан. Внутри маленький листок, судя по формату, оторванный от карманного блокнота на пружинке. На нём ручкой написано: «Код от сейфа 1309».
Сдержал порыв отправиться в подвал немедленно — время к двум часам ночи, надо хоть сколько-нибудь поспать. Утром, всё утром.
Глава 20. Полусладкий Пастор
Нижнее отделение в сейфе набито пухлыми пачками наличных. Я даже трогать их не стал, чужого не надо. Но на глаз сумма весьма и весьма приличная. В этом городе на такую даже и купить-то, пожалуй, нечего. Наверху — папка с бумагами. Документы на бар, торговая лицензия, пожарный сертификат, договор на вывоз мусора, квитанции электрической компании, страховка на случай пожара… Немалая, однако. Спалить его как бы не выгоднее, чем продать. Да и кто купит?
Завещание. Владелец в случае смерти всё оставляет дочери. Логично. Жаль, пропали оба.
Три пачки с патронами двенадцатого калибра. Пули и крупная картечь. Не на утку ходил этот охотник.
Коробка из-под марципановых конфет. Жестяная, глянцевая, розовая с золотом. Лежит поверх всего, сияет фальшивым блеском, только надписи «Открой меня» не хватает.
Я открыл.
Внутри толстая тетрадь, плотно исписанная мелким почерком, несколько защищённых конвертов — пустых, с напечатанным на принтере почтовым кодом. Анонимный абонентский ящик в неизвестном почтовом отделении — вместо адреса только длинный номер. Без справочника не понять даже город, да это, скорее всего, и неважно. Старомодная, но снова востребованная услуга для тех, кто не любит электронную почту, которую теперь прочитать куда проще, чем бумажную. Спецконверт, в отличие от цифровой криптографии, хотя бы не вскрыть так, чтобы не осталось следов. Даже не будь в коробке фото, я бы и так догадался, чьё это имущество. Но фотография есть — квадратный полароидный снимок, на котором со стаканом в руке сидит у стойки бара грустный и почти трезвый Калдырь. Кажется, эта коробка предназначена мне. Впрочем, если и нет, меня это не остановит.
