– Дальше слушай, – раздраженно рекомендовал Студеникин, не поддавшись на провокацию. – Шестидесятые уровни – мертвая зона. Там – никого, но места опасные. Повторяю второе правило: твоя территория – только лестница, на этаж заходить нельзя. То есть ты понял, да? Поссать, передохнуть – только на лестнице. Даже если на этаже кто-то будет ребенка расчленять или баба голая пальцем поманит – это не твое дело. И вообще, это может быть подстава, голограмма. Третье правило – не приближайся к окнам. Есть стекло или его нет, разбито – к внешней стене не подходи. Пролетит патрульный вертолет, увидят – сразу расстреляют. А могут и ракетой шарахнуть. Без суда и следствия…
– Понял.
– И четвертое правило: прошел седьмой пояс – ставь свечку. На семидесятых мы ускоряемся по полной программе. Там самое трудное. Там сидят отмороженные. Беглые уголовники, наркомафия и так далее. Чаще всего наши пропадают именно на семидесятых. За пять литров воды пацана могут на части порезать. Выстрелов не бойся, если человек бежит по лестнице вверх – в него почти невозможно попасть. Максимум – срикошетит от стены или от перил. Держись ближе к стене, при повороте с марша на марш отталкивайся плечом и бедром. Следи за дыханием. Хуже всего – если засада. Сейчас есть популярная новинка, какой-то гад изобрел: натянут, суки, нить из нановолокна поперек марша – и ждут. Нитку глазом не видно, толщина – десять микрон, а выдерживает она десять тонн веса. Бежишь – и вдруг тебя пополам перерезает, ноги налево, руки направо… Или, если нитка на уровне шеи, голова падает, а сам ты дальше побежал, навроде курицы… Но это я так, страсти нагоняю. У нас тут народец дремучий, я не слышал, чтоб кто-то на нитку напоролся. Вот «Федерация» – это душегубка, там в прошлом году пятеро на нитку попали. Одного вообще на пятьдесят кусков развалило…
Глеб замолчал, включил фонарь, посветил в лицо Денису. Хочет понять, испуган я или нет, подумал Денис и заслонился ладонью.
– Пройдем семидесятые – можно расслабиться. Дальше до самого верха безопасно. Только на восемьдесят шестом будет проблема, там один марш взорван. Кто-то с кем-то воевал. Когда траву сожрали и начался реальный голод, люди обвинили во всем китайцев и пошли громить сотые этажи. Китайцы, понятно, сбежали, но не все, кто не успел – защищался. Я несколько раз ходил на «Чкалов» – там все уровни выше девяностого сожжены дотла. Был такой Виктор Саблезуев, захватил милицейский вертолет, целый день летал и ракетами пентхаусы расстреливал. Пока его не сбили…
– Знаю, – сказал Денис. – Слышал. Только он не захватывал вертолет. Он сам был офицер милиции.
– Не важно. Короче говоря, сейчас выше семьдесят восьмого никого и ничего нет. Только свои пацаны. У многих наших там склады и тайники. В районе девяностых.
– А у тебя есть тайник?
– Есть, – сказал Глеб. – И не один. И тайники есть, и схроны. Но это не твое дело. Готов?
– Готов.
– Тогда пошли.
Ноги надо ставить правильно. Шагать не вразвалку, а строго по прямой, чтобы плечи не ходили вправо-влево и не расходовались лишние силы. Хотя сначала может показаться, что вразвалку – легче и проще. Корпус надо немного наклонить, чтобы рюкзак отягощал всю плоскость спины, а не только плечи. Следить за мышцами: переработает икра или бедро – будет судорога. Правая рука вовсю работает: хватает перила, тянет корпус вверх. У Глеба правая рука вдвое сильнее левой, и если драка – он только правой действует или – если один против нескольких – ногами; а ноги у него – как у лошади, каменное мясо, сила бешеная, взрывная, ударит в грудь – человек в воздух поднимается и на пять метров летит. А потом полчаса лежит, думает.
Денис выше Глеба, и плотнее, и плечи шире, и кости длиннее. Перед сегодняшней доставкой – первым реальным делом – Денис четыре месяца тренировался, и норму – полторы тысячи ступеней за десять минут с грузом в пятнадцать килограммов – выполняет легко. Но все равно против Глеба Студеникина он маленький мальчик.
На разных этажах лестница выглядела разно, и мусор был разный, и грязь, и пыль. Жестянки из-под напитков, кучи старых фекалий, обломки мебели исчезли после пятидесятого уровня, дальше было чище и свежее, а бытовой мусор и вовсе пропал – видимо, на большой высоте умели приспосабливать в хозяйство даже самое мелкое барахло. Двери на этажи почти все или были распахнуты настежь, или вообще отсутствовали, за черными проемами угадывались гулкие залы, оттуда тянуло ветром, то теплым, то ледяным; Денис замечал пятна света или ловил запахи жилья; минимум дважды донеслась музыка. Башня была обитаема, тут везде жили, и на опасном семьдесят третьем они с Глебом поочередно наступили в дерьмо отнюдь не древнее, а отменной первой свежести. Метались тени, звучали голоса, и даже счастливый женский хохот, на опаснейшем семьдесят седьмом. Дом был слишком огромен, чтобы не иметь обитателей, живущих хоть и скрытно, но вполне полноценно, и Денис лишний раз получил подтверждение недавно посетившей его догадки: количество людей, желающих жить «не как все», – велико. Возможно, тех, кто не хочет жить «как все», даже больше, чем тех, кто хочет.
Глеб Студеникин не желал быть «как все». Он далеко зашел в своем презрении к тем, кто живет «как все». За это Денис был почти готов простить своему лучшему другу даже историю с Таней.
Он сам все испортил. Познакомить свою девушку с лучшим другом – дежурная процедура, так ведь? А через месяц Таня была уже не его, Дениса, девушка. А девушка Глеба Студеникина. Вот вам и девушки. Что можно подумать про девушку Таню и про всех на свете девушек после такого случая?
Слава богу, хватило ума сразу все понять и не выяснять отношения. Таня, кстати, попыталась сама: пришла, тихая, красивая, нарядная, какой-то приятный шарфик на шее, а круглые белые плечи, наоборот, голые; улыбалась, гладила по бицепсу, тянулась поцеловать в щеку, что-то лепетала с изумившей Дениса стеснительностью, но суровый парень Денис сказал только: «Не надо, я все понимаю». И больше ничего. И даже дал ей завершить прощальный поцелуй, сухими губами в щеку. Очень круто было, одной фразой начать и закончить разговор. И это прикосновение губ к твердой колючей щеке, под кожей желвак сыграл, и ушам почему-то жарко стало… Круто было. Правильно. По-взрослому. Потом Денис себя уважал. А Таню, наоборот, немного перестал уважать. Зачем нарядилась, как романтическая какая-нибудь Ассоль, если пришла сказать, что все кончено? Надела бы телогрейку, косынку, сапоги кирзовые, не так было бы обидно.
А Глеб – тот ничего ему не сказал, вообще. На то он и Глеб Студеникин: поманил девчонку пальцем – и она побежала. А тому, от кого убежала – лучшему другу, – только в глаза посмотрел, без выражения. Мол, ничего личного. Самка выбрала лучшего самца, любовь зла, сердцу не прикажешь, и все такое.
