Иова подошел к столу и взял на руки ребенка.
— Жив, жив еще, — облегченно выдохнул он.
Варахасий медленно осматривал избу. Каменная печь, стол, плесень по углам, кое-где паутина. Кровать, грязное тряпье, кадка с водой. Стены увешаны сушеными травами, кореньями. Оплавленная свеча на столе.
— Что в котле, что в котле у тебя? — хрипел Нардух, тяжело дыша. Одной рукой он продолжал держать ведьму за волосы, другую опустил в ковш с водой, поданный ему Иовой. Ведьма молчала и только таращила красноватые глаза. Варахасий зачерпнул кружкой зелья, понюхал.
— Отвар какой-то. — Ты, ведьма, говори, хуже будет! — пригрозил Иова, покачивая младенца на руках.
Но ведьма молчала. Варахасий подошел, посмотрел на нее, прищурился.
— Молчишь? Ну, молчи. Мы с тобой потом поговорим… не здесь… И не так. Нардух, возьми веревку, свяжи ее. И ноги тоже. Иова, иди в деревню, отнеси ребенка старосте, только без лишнего шуму. Возьмешь подводу, приедешь сюда. И не забудь протоколы!
Трактирщик смотрел на удалявшийся фургон. Лошади шли торопливым шагом, понукаемые отцом Иовой. Спутников его не было видно — они укрылись внутри фургона. Проезжая мимо трактира, отец Иова приветливо кивнул трактирщику и благословил его. Трактирщик бойко перекрестился. Святые люди, думал он. И повезло ж нам, что они мимо проезжали. Всего-то два дня побыли, а успели уж и ребенка старосте вернуть, и ведьму изничтожить, и праздничную мессу отслужить. И в моем трактире жили, не побрезговали.
Из состояния благочестивой задумчивости его вывел стук копыт. К воротам подъехала запряженная четверкой карета.
— Эй, ты! — грубо окликнул его кучер в шикарной ливрее. — Где тут у вас гостиница?
— Виноват, господа хорошие, у нас тут гостиницы нету. Осмелюсь предложить ночлег и стол в моем постоялом дворе.
— Да ты знаешь, с кем разговариваешь?! Это карета ее светлости графини Ла Карди с дворецким ее, господином Иосифом. А ты тут со своим кабаком лезешь!
— Как будет вашей милости угодно! — трактирщик подобострастно осклабился. — А только смею сообщить вам, что места тут нас благочинные, вот намедни сам преподобный отец Иова со спутниками своими у нас останавливаться изволили и весьма довольны остались.
— Вас, господин лекарь, не спрашивают, что там с ней, — Петр поморщился. Вас спрашивают, когда она в чувство придет…
Лекарь посмотрел на ведьму. Цепи, охватывавшие ее руки, уходили к потолку. Она безвольно висела. Лекарь взял ее за подбородок, приподнял. Задрал ей веки, заглянул в глаза.
— Нет, скоро она не очнется, — сказал он.
Петр повернулся к Иоанну.
— Ну, подумаешь, прижег немного, — Иоанн пожал плечами. — Кто ее знал, что она такая хилая… Ничего, отойдет.
Лука отложил перо. Петр подошел к бочке, зачерпнул квасу.
— Скажите, Петр, — лекарь последовал его примеру, — скажите, а вы… уверены, что эта девушка… что она — ведьма?
Петр поперхнулся квасом, отбросил ковш.
— Господин лекарь! — желчно произнес он. — Вы думайте, что говорите! За такие вопросы можно вот так же повиснуть, рядышком, — указал на ведьму.
— Не надо горячиться, Петр, — примирительно сказал Лука. — Господин лекарь просто не разбирается в таких делах, ему все это в диковинку… А вам, господин лекарь, грешно такие вопросы задавать! Вы ведь сами видели испытание водой… Видели, как река отказалась принять ведьму.
— Признаться, я был удивлен, — ответил лекарь. — Но можно ли считать это доказательством…
— Доказательство сатанинства и есть! — перебил Лука. — Не тонет ведьма в воде, ибо стряхнула с себя святую воду крещения! — А ребенок, которого ведьма сварить живьем сбиралась, это, по-вашему, не доказательство? — вмешался в разговор Иоанн.
— Но в таком случае, зачем тогда вы ее пытаете? — удивился лекарь.
— Ах, господин лекарь! — Лука усмехнулся, — до чего ж вы наивны! По-вашему, все просто: взяли, значит, ведьму, сожгли ее на костре, и все. А как же порча, которую ведьма навела? А как же сообщники ее нечистые? Так все и останется? Не-е-ет, господин лекарь, сорную траву надо вырывать с корнем, иначе она прорастет снова!
— Да уж, у Святого Ордена действительно радикальные методы лечения, покривился лекарь. — Чего стоит одно только ваше Очищение Огнем!
— Да что вы в этом понимаете? — разозлился Иоанн. — Если б мы, наподобие ученой Врачебной Коллегии, только рассуждали, так все Королевство уже заполонила бы Красная Напасть! А вы не рассуждали бы тут сейчас с умным видом, а валялись бы в сточной канаве с красными пятнами на морде!
— Ладно, Иоанн, будет тебе, — сказал Лука.
Лекарь не ответил. Петр тоже молчал. Ему не нравился лекарь Альцест. Лекарь был взят Капитулом недавно, взамен старого, ушедшего на покой. Старый Леней свое дело знал — лечил клериков, делал вскрытия, и куда не следует, нос не совал, хоть при пытках присутствовал нередко. А этот умник не успел принять должность, как уж лепечет всякую ересь. Не задержится он здесь, подумал Петр, ох, не задержится…
Иоанн подкинул дров в камин. Подвалы Резиденции обладали удивительным свойством — в любое время года здесь было холодно и сыро, в любое время года воняло плесенью и мышами. Воняло землей. И страхом. Страх постоянно витал в воздухе. Отсюда, из подвалов Резиденции не выходил никто. А если выходил, то только на костер. Капитул не признавал иных видов казни — от нечисти не должно было остаться ни малейших следов. Тем более что были случаи, когда повешенные вечером к утру исчезали с виселицы, распятые сходили с крестов, а осужденные на утопление никак не хотели тонуть. Капитул отказался от подобных методов, оставив их королевскому суду.
— Что ж, — сказал Альцест, — я вам более не нужен? А то у меня еще дела в городе.
— Пожалуй, нет.
— Как-нибудь управимся, — проворчал Иоанн.
Лекарь взял свою сумку, закинул на плечо ремень и вышел. Железная дверь протяжно заскрипела, огонь в камине запрыгал. Ведьма качнулась, приоткрыла глаза, застонала.
— Ну вот и очнулась!
Иоанн взял кочергу, помешал в камине и оставил ее накаляться. Тогда Лука вздохнул, уселся за стол и приготовился записывать.
— Что скажешь, ведьма? — проговорил Петр. — Или будешь молчать и дальше? Молчание — признак гордыни. Но на смену гордыне приходит боль. А испытание болью намного страшнее испытания водой… Ты уж мне поверь!
Ведьма смотрела в угол пустым взглядом. Ее красноватые глаза помутнели и слезились. На губах выступила пена, рот перекосился. Отчетливо заскрипели зубы.
— Вот стерва! Опять! — выдохнул Иоанн.
Звякнули цепи, и ведьма забилась в судорогах. Она затрясла головой, забулькала, давясь слюной, всхлипнула и забормотала.
