Беннет произнес это не без упрека, потому что Холмс, кажется, отвлекся. Лицо у него стало каменным, и он смотрел мимо нас, куда-то в потолок. Слова Беннета заставили его пробудиться от оцепенения:
— Любопытно! И весьма, — буркнул он. — Надо сказать, мистер Беннет, этих деталей я прежде от вас не слышал. Ну что же, суть происходящего мы описали подробно, не правда ли? Но вы говорили о чем-то, совершившемся в последние дни…
И тут приятный, искренний взгляд нашего клиента омрачился тенью какого-то нехорошего воспоминания:
— Этот случай произошел позавчера ночью, — начал он. — Я был в постели, меня мучила бессонница. Часов около двух в коридоре послышались глухие, непонятные звуки. Приоткрыв дверь, я глянул в щелку… А, между прочим, спальня профессора расположена прямо напротив, в конце коридора.
— Простите, число? — перебил Холмс.
Рассказчика, похоже, огорчило, что тот прервал его столь малозначащим вопросом:
— Я говорил вам, сэр, что это было в позапрошлую ночь, то есть третьего сентября.
Кивнув, Холмс ответил с улыбкой:
— Дальше, пожалуйста!
— Итак, спальня профессора находится в конце коридора, и он должен миновать мою дверь, чтобы выйти на лестницу. Представьте только, мистер Холмс, эту ужасную картину! Не скажу, чтобы мои нервы были слабыми, но увиденное испугало меня. В коридоре царила тьма, и лишь напротив одного окна — на полпути ко мне — лежал отблеск лунного света. Но все же я заметил, что по коридору, в моем направлении, перемещается нечто темное и скрюченное. Когда лунный отблеск лег на него, я увидел отчетливо, что это был профессор. И, мистер Холмс, передвигался он ползком, да, именно ползком! На четырех конечностях, вернее сказать: поскольку он стоял при этом не на коленях, а на ступнях и низко опустил голову — ниже локтей. И шел он при этом, как мне представилось, довольно-таки легко. Увиденное настолько поразило меня, что я решился сделать шаг и поинтересоваться, нуждается ли профессор в помощи, только когда он достиг двери моей спальни. Реакцию пересказать нельзя! Сразу же он вскочил, прокричал в лицо нечто жуткое, какое-то ругательство, бросился прямо к лестнице и помчался вниз. Я ждал его час или больше, но он так и не показался. В свою спальню вернулся, надо полагать, на рассвете.
— Ну, Ватсон, каково ваше мнение по этому поводу? — поинтересовался Холмс со взглядом патологоанатома, только что пересказавшего феноменальный случай из своей практики.
— По-видимому, люмбаго. Я знал одного больного, при сильном приступе передвигавшегося буквально таким же образом. Легко понять, какой ужас это вызывало у окружающих.
— Отлично, Ватсон! Благодаря вам я, как правило, трезво смотрю на вещи. Но все же трудно представить, что перед нами именно люмбаго — так как профессору сразу же удалось распрямиться.
— Его физическое здоровье в полном порядке, — пояснил Беннет. — Его самочувствие лучше, чем когда-либо за последние годы. Итак, мистер Холмс, я пересказал все события. В полицию обратиться было бы неуместно, но мы терзаемся мыслью: что нам предпринять. Мы ясно ощущаем, что нас ожидает какая-то грозная опасность. Эдит… я имею в виду мисс Пресбери… тоже считает, что нельзя оставаться в бездействии.
— Дело интереснейшее, без сомнения, и мы должны рассмотреть его самым тщательным образом. Ваши выводы, Ватсон?
— Должен заключить, что это, как видно, случай душевного нездоровья, — ответил я. — Любовная страсть, вероятно, повлияла на умственную деятельность пожилого профессора, и за границу он отправился, надеясь излечиться от своего влечения. Ну, а шкатулка и письма, безусловно, связаны с чем-то важным, но не с любовью — например, долговая расписка или акции, которые он и прячет в шкатулке…
— А овчарку, стало быть, возмущает эта финансовая операция? Нет-нет, Ватсон. Ситуация, я думаю, намного сложнее. И вариант я предлагаю только один…
Какой вариант имел в виду Шерлок Холмс, мы так и не узнали, поскольку в этот самый момент дверь открылась, и слуга сообщил нам о появлении какой-то юной леди. Лишь только она появилась в дверном проеме — мистер Беннет поднялся с невнятным возгласом и подбежал к ней, коснувшись рукой ее ладони.
— Эдит, дорогая! Надеюсь, не произошло ничего страшного?
— Мне волей-неволей пришлось отправиться за вами. Ах, Джек, я была так напугана! Это просто невыносимо — оставаться там вместе с ним!
— Мистер Холмс, позвольте вам представить ту девушку, о которой я уже рассказывал. Это Эдит, моя невеста.
— Мы уже слегка догадались об этом — не так ли, Ватсон? — улыбнулся Холмс. — Как я понял, мисс Пресбери, случилась какая-то неприятная новость, и вы решили сообщить нам об этом?
Наша гостья — девушка милой и вполне английской наружности — улыбнулась Холмсу в ответ и присела рядом с мистером Беннетом:
— Как только я обнаружила, что Беннета нет в гостинице, я тут же поняла, что, возможно, он у вас. Он уже рассказывал о намерении воспользоваться вашими услугами. Прошу вас, мистер Холмс, скажите, вы можете как-то помочь моему несчастному отцу?
— Я очень надеюсь, что да, мисс Пресбери. Хотя, скажу вам честно, в деле много загадок. Должно быть, что-нибудь станет ясней, когда я услышу ваш рассказ.
— Это случилось прошлой ночью, мистер Холмс. До этого отец еще как-то держался, но вел себя очень странно, словно во сне — думаю, он порой вообще не осознавал, что происходит вокруг. Это с ним в последнее время случается. И вот вчера был именно такой день. Этот человек, с которым я прожила всю жизнь… Вчера это был не мой отец — а кто-то иной. Да, внешний его облик остался тем же самым, но… это явно был другой человек!
— Расскажите мне все в подробностях.
— Ночью я проснулась от бешеного лая собаки — бедняга Рой, сейчас его держат возле конюшни, на цепи! Признаюсь, теперь я запираю ночью свою дверь на замок, потому что все мы постоянно ощущаем, будто на нас надвигается какая-то неведомая гроза. Джек — я хочу сказать, мистер Беннет — может подтвердить вам то же самое… Моя комната находится на третьем этаже. Луна светила в окно, потому что жалюзи по чистой случайности оказались подняты. Я лежала, открыв глаза и слушая лай нашего Роя. И тут внезапно лицо моего отца появилось в окне… Представьте себя, мистер Холмс, мое сердце чуть не разорвалось от ужаса и неожиданности. Да, его лицо прижалось к стеклу, он смотрел на меня и пытался распахнуть окно. Соверши он это — я бы, кажется, лишилась рассудка. Нет, мистер Холмс, не думайте, что все это мне почудилось. Пожалуйста, поверьте мне. Примерно полминуты я не могла даже пошевелиться, и всё лежала и смотрела на это лицо. Потом оно пропало куда-то, а я долго-долго пыталась подняться с кровати, чтобы узнать, куда именно. И, не двигаясь, лежала всю ночь, меня бил озноб. Когда мы завтракали, отец был груб и придирчив, а про ночной эпизод не упоминал. Я тоже не решилась сказать об этом ни слова и лишь искала повод, чтобы покинуть его и уехать в город. Вот потому я здесь…
