Город за годы существования, как и любое существо, живущее долго, приобрел свой неповторимый облик. Свои привычки и причуды. Районы, где белые виллы прорисовывались сквозь ажурную листву, Спарк называл «спальными». Среди липовых аллей и гладко выбритых газонов патрульным развернуться было негде. Разве что вскроют завещание богатенького старикашки, а любимый племянник пустит себе пулю в лоб. Но Спаркслин с ребятами любили говорливые районы деловой части города. Любо-дорого полюбоваться на мышиную возню суетящихся далеко внизу человечков.
А ты их опекаешь, охраняешь и следишь, чтобы из кармана не вывалился носовой платок. Чувствуешь себя если не богом, то, по крайней мере, его архангелом.
К перестрелкам на улицах и молодежным демонстрациям Спарки относился со снисходительностью: у города, как и у самих обитателей, был неуравновешенный характер. А вечерами и вообще было опасно высовывать нос за порог. Именно поэтому жители Лос-Анджелеса с неистощимым упрямством устремлялись в бары, стриптиз-клубы и ночные бильярдные. Лишь с рассветом пустели улицы и пустели лица помятые и бездумные, словно их владельцы за ночь исчерпывали себя. И через пару часов сна все были готовы двинуться на трудовые подвиги.
Самые чудовищные преступления тоже совершались под утро: вся пакость и мерзость города стремилась уползти в норы квартир до рассвета.
У города существовала и теневая, вернее, подземная сторона. На многие квадратные километры раскинулась жизнь нижних уровней.
Люди, со свойственным человечеству самолюбием, никак не хотели мириться, что прислуживающие роботы-механизмы умнее, работоспособнее и энергичнее хозяев.
Люди благосклонно принимали их заботы, но предпочитали думать, что еда, кров, одежда, развлечения и удовольствия приходят сами по себе.
Подземные уровни Лос-Анджелеса жили своей таинственной и размеренной жизнью. Там и тут в дорожных покрытиях сияли апельсиновые люки, ведущие вниз. Но люди старались не замечать мрачных колодцев. Иногда, вспышкой рудного газа или ополоумевшим придурком, подземелья давали о себе знать.
Но горожане невозмутимо предоставляли грязную работу тем, кому по должности положено разгребать дерьмо. А патрульные полицейские и не возникали. Спаркслина тянуло все неизвестное, все, что таило опасность. Нигде во всем городе нельзя было и представить тех приключений, о которых в гостиных принято говорить пугливым шепотком.
Диана всякий раз бледнела, по запаху одежды определяя место очередной вылазки Спаркслина. Но Элли, кроха-дочурка, пищала от восторга при виде пушистого крофта с зеленой шерсткой.
И Спаркслину жизнь не казалась такой пресной. Не он один шастал по подземным переходам. Временами вдали мелькала чья-то фигура. Эхо разносило близкие голоса.
Но государственные преступники старались избегать нечаянных знакомств. А именно преступлением против государства классифицировался спуск без разрешения на подземные уровни.
Тьфу, тьфу, тьфу, Спарки пока везло, хотя раз его наполовину уличили. Но, поскольку его застали запирающим люк, он отделался потерей спецдопуска.
А на наличие бумажки Спарки уж точно было чихать.
Джон Спаркслин с ненавистью ткнул пальцем в огонек вызова. Заклин гоготнул и погрузил пальцы в курчавые волосы:
– Что, трусим, лейтенант?
Спаркслин вывел на лобовом стекле непристойную комбинацию. Заклин,блестя зубами, расхохотался.
Вертолет нырнул в воздушную яму, и сбоку раздался сдавленный крик. Девушка-журналистка прижала обе ладони ко рту, сдерживая подступившую тошноту.
– Блевать – на пол! – сурово отрезал Спарк, видя, как пассажирка норовит открыть окно.
Девушка испуганно оглянулась. Спаркслин сжалился:
– Вы мне обзор перекроете! Поэтому нагните голову – и валяйте!
Вертолет полицейских был битком набит оборудованием: видеокамеры, блок питания к ним, магнитофоны, аккумуляторные батареи.
У Джона руки чесались при виде этого барахла – телевизионная техника казалась хрупкой и красиво бы брызнула осколками.
Пилот вертолета, малыш Тонни, старательно делал вид, что до смерти увлечен полетом.
Спаркслин припомнил некстати Диану. Он зашел полюбоваться на двухлетнюю кроху Элли. А Диана, собирая для стирки детские вещи, помалкивала, но Джо даже в сиянии золотистых волос видел неодобрение.
– Ну, скажи-ка на милость, – взорвалась Диана, – что за дурацкие телешоу в воздухе! Кто это придумал, что преступники с их грабежами и поджогами – тема для развлекательной передачи.
Спарк обнял жену за плечи, заглянул в глаза:
– Ди, я полицейский! И хоть время от времени должен делать, что прикажут! – вразумлял Джон.
– Не должен! – отрезала Диана с обычным женским упрямством.
– И, может, – размечтался Джо, – ее другой команде подсунут!
Спаркслин и сам был в ярости. Журналистка заявилась около восьми, задержав ночное патрулирование ровно на сорок пять минут.
Выглядела Лона Уильсон, несмотря на скандинавские скулы, преславно. Длинные волосы, вихрившиеся замысловатой спиралью, неслись за девушкой огненным пламенем. Черное платье, на мужской взгляд, слишком похожее на кусок мешка, удивительно шло к тонкой фигуре. Разрезы до бедер и грозящие вывалиться груди – в дежурке у офицеров от такого пересохло в горле.
– Миленькая комната! – открыло чудесное видение рот, нарушая очарование.
А когда следом вполз миляга Кроул, заместитель начальника полицейского управления, офицеры брызнули, кто куда.
– Э, лейтенант Спаркслин, – приклеил Джона к полу голос уже на пороге.
Джон обернулся.
– Вот мисс Уильсон будет сопровождать вашу команду на сегодняшнем дежурстве, – заместитель Спарка светился троекратной улыбкой.
– Зачем? – засунул Джо руки в карман, пряча сжатые кулаки.
– Ну, как-никак, в Лос-Анджелесе не так часто случаются преступления, – неуклюже пошутил Кроул, – вдруг это произойдет именно сегодня?
Спаркслин кивнул, не заботясь, пробирается за ним следом Уильсон или затерялась в коридорах Управления.
Мисс Уильсон была на привязи. А остатки телевизионной дребедени Заклин загружал в кабину вертолета.
Спаркслин попытался себя уговорить, что сейчас – время работы. Не помогло.
Солнце доползло до громад мегаполиса.
Спарк полюбовался зубчатой короной мегаполиса. Он любил Лос-Анджелес с его утренней суетой торопящихся на работу служащих, полуденный зной со студенточками в мини-юбках, щебечущими в летних кафе. Любил даже жужжание мух и легкий привкус гари и машинных выхлопов, примешивающихся к вечернему бокалу пива в баре с игральными автоматами.
