Думается, тут ей мало удастся выяснить, особенно обиняками.
Поэтому она собралась с духом и спросила напрямик:
– Скажите, кто-нибудь заказывал у вас недавно подобные?
Молодая женщина извлекла из ридикюля и предъявила замысловатый ключ от библиотеки. Гномью работу всегда можно отличить по некой тяжеловесной изысканности, правильности линий и подчеркнутой надежности. К тому же вплетенные при ковке руны гарантировали дополнительную защиту.
Турисаз перевернутая – закрытая дверь. Простой и недвусмысленный знак.
Кузнец задумчиво покрутил в руках предъявленный ключ, вернул его и отрицательно мотнул головой.
– Вы уверены? – не сдавалась София. – Ни по слепку, ни с оригинала?
Господин Нергассон так взглянул в ответ, что женщине оставалось лишь вздохнуть и спрятать ключ.
– Вы знали покойного господина Ларгуссона? – спросила она на всякий случай и даже отшатнулась, пораженная реакцией кузнеца на этот в общем-то невинный вопрос.
– Знал! – прорычал гном, скалой нависая над нею, и весьма грязно выругался.
Госпожа Чернова покраснела, стараясь не задумываться о смысле произнесенных им слов.
– Какие… – позорно пискнула она, откашлялась и с трудом продолжила: – какие у вас были отношения?
Кузнец экспрессивно добавил еще несколько нелестных эпитетов о сородиче, но быстро унялся.
Из последовавшей краткой речи выяснилось следующее. Покойный хитростью склонил некую барышню Варссон принять предложение о браке, тем самым обманув сладостные надежды самого господина Нергассона.
Следовательно, у кузнеца обнаружился веский резон убить соперника! Но ведь не мог же гном не понимать всех последствий своих откровений!
– Зачем вы мне это рассказали? – напрямик спросила госпожа Чернова.
Тот пожал плечами и кратко буркнул:
– Все одно донесут…
Молодая женщина решила прекратить на этом дальнейшие расспросы, сочтя их бессмысленными.
Было очевидно: либо ключ изготовлен в другом городе, либо кузнец покрывал убийцу, либо он сам и есть злодей.
Книгу обнаружили лишь три недели тому назад, так что ее кража, несомненно, спланирована недавно. Местные жители редко покидали Бивхейм, и несложно установить, кто из причастных уезжал из города.
Вряд ли господин Нергассон стал бы пособничать убийце, разве что ею была невеста покойного, что весьма маловероятно – чтобы раскроить голову мужчине, потребуется немалая сила, которой не обладала болезненно-хрупкая барышня Варрсон (госпожа Чернова видела ее на суде).
Вообразить, как сам кузнец раскраивает голову сопернику тяжелой кованой кочергой, было куда легче. Однако для этого сторож должен был впустить его к себе, что почти невозможно. Либо же господин Нергассон изготовил ключ для себя, тихо прокрался в комнату господина Ларгуссона, каким-то образом не потревожив ни чуткий слух последнего, ни охранные заклятия… Маловероятно.
О четвертом варианте даже думать не хотелось. Возможно, в двери остались ключи одной из дам-библиотекарей… Но София могла присягнуть, что ее собственная связка в целости и сохранности. Что же касается госпожи Дарлассон, то с ее стороны было слишком неразумно оставлять свои ключи, поскольку ей было невыгодно обращать внимание полиции на тайный ход. Запертый изнутри дом сразу же наводил на мысль о других путях. Оставалась Юлия, но это было вовсе невообразимо!
Размышляя об этом, госпожа Чернова шла по улице, машинально раскланиваясь со знакомыми. Утренние визиты дали ей немалую пищу для раздумий, и теперь молодая женщина была погружена в них, почти не замечая досадных перешептываний и любопытных взглядов.
«Оказывается, ее мать из Муспельхейма!» – донесся до нее обрывок разговора.
Госпожа Чернова споткнулась и лишь огромным усилием воли заставила себя не оборачиваться.
«Она всегда казалась мне подозрительной! – отвечала неведомой собеседнице госпожа Шорова. – Да теперь еще и вся эта неблаговидная история… Говорю вам, она точно лазутчица!»
Послышались охи и ахи, а также согласные восклицания, и яркий солнечный день будто померк для Софии. Отныне для местного общества она сделалась особой неблагонадежной, и со временем от разговоров за спиной знакомые наверняка перейдут к обвинениям в глаза.
Бивхейм… прекрасный мирный город на краю радужного моста. Но как сам Биврёст рассыпался на осколки по время Рагнарёка, так и иллюзия тихого уютного местечка разлетелась на мелкие кусочки.
София брела домой, почти ничего не видя перед собой. Красные и белоснежные дома, убранные фатой цветущих садов, мозаичные камни мостовой, приветливо распахнутые расписные ставни – красота, скрывающая гнилое нутро. Ненависть, злоба, корысть и зависть выглядывали из-за нарядных фасадов, ядовито скалились из-за тонкой вуали приличий… Будто красавица, которая загадочно улыбается, едва приподнимая уголки губ, и вы любуетесь ею, не подозревая, что за плотно сомкнутыми розовыми лепестками скрываются кривые и подпорченные чернотой зубы.
Люди склонны судить о других по себе, и это касается отнюдь не только грехов и дурных качеств. Светлые душой невольно предполагают подобную чистоту у остальных, и как же счастливы те, кому ни разу не пришлось убедиться воочию в опрометчивости такой веры!
Увы, госпоже Черновой не повезло. Слишком много грязи обнажали скудные рассказы посетителей и куда более откровенные расклады рун. Однако все это казалось ей лишь минутными проступками, чем-то вроде грязи, которую легко смыть с помощью мыла и щетки. То, что многие лелеяли в себе ростки негативных чувств и упивались накалом страстей, пусть и отрицательных, приводило Софию в недоумение.
Возможно, это и есть признак черствости, в которой ее обвинила госпожа Дарлассон?
«Но в таком случае я рада оказаться черствой!» – твердила про себя молодая женщина. К чему нужны чувства, если они толкают человека на бесчестные поступки?!
Вернувшись в Чернов-парк, София ощутила облегчение.
Пусть дом не был просторным, некоторые комнаты давно требовали ремонта, а мебель пообтерлась, все же это в полной мере была ее обитель, стены которой надежно защищали от бед и тревог. Так улитка прячется в раковину, словно в несокрушимую твердыню, хотя ее крепость можно сломать без труда.
Неужели госпоже Черновой придется отсюда уехать? Но что можно предпринять, чтобы не допустить этого?
Все более ее одолевал соблазн погадать на дальнейшее развитие событий, но она сочла, что оставит это на крайний случай.
Почему-то часто полагают, что гадать самому себе нельзя, это вовсе не так. Ворожить себе сложно, поскольку нелегко сохранять безразличие к результату, а без этого затруднительно добиться сколько-нибудь точного предсказания. Ведь известно, что чем более вы волнуетесь, всматриваясь в какой-то отдаленный предмет, мучительно пытаясь разглядеть его, тем сложнее это сделать. Наградой за упорство будет лишь резь в глазах и головная боль.
