Ознакомительная версия.
– Согласен. А что по поводу царевны Марьяны?
– Тут момент, деликатного разрешения требующий.
– В смысле Митьку пошлём?
– А кого ж ещё-то? Он царёву сестру в лицо видел, об её проблемах…
– Стоп! Во-первых, видел он её мельком, во-вторых, она наверняка переоделась, а в-третьих… Ладно, понял, вы правы, – подумав, сдался я. – Шум из бегства царевны поднимать нельзя, а если искать пойдут стрельцы, то в течение часа всё Лукошкино будет знать, что сестрица Горохова из терема дёру дала. Конечно, из-за «жестокого» с ней обращения…
– Именно так, участковый, – печально вздохнув, подтвердила Яга. – А у нас в народе к беглецам от царского гнева завсегда с сочувствием относились. Так упрячут, что и всей милицией не найдём…
– А отчего она на самом деле сбежала?
– Да кто ж её разберёт? Девичья душа – потёмки да сумерки…
– Тогда зовите Митю. Только не наезжайте на него, ну… из-за этого выступления на общем собрании.
– За то, что он меня из отделения уволить хотел? – тепло усмехнулась бабка. – Да что уж там, я не в обиде. Нет, конечно, влеплю пару раз помелом по почкам да сердцем и оттаю. Я ж по натуре-то отходчивая…
В общем, по этому пункту мы тоже договорились. Вызвали Еремеева, велели ему найти нашего младшего сотрудника и поставили задачу насчёт трёх шустрых рабочих во дворе квасника.
Сотник пообещал Митьку пригнать сию же минуту, а бесов доставить завёрнутыми в тот же многострадальный забор. Если, конечно, они окажут сопротивление, на что он явно очень надеялся. Баба-яга тоже засобиралась, ей, видите ли, надо было что-то срочно выяснить у царя. Чего именно, толком не объяснила, но вроде как какую-то версию с архивами.
Меня оставили дома одного, строго-настрого попросив не высовываться. Митьку Яга встретила в воротах, дала по шеям и развернула, поясняя новое задание. Уходили они уже вместе, под ручку, даже не помахав мне в окошко на прощанье. Я чувствовал себя каким-то заразным, вроде как запертым на карантин по причине банальной ветрянки.
Грустно. И скучно тоже. Толстый, отмытый Васька после бани выглядел ещё пушистее, поэтому шарообразно заперся в горнице бабки и нагло дрых. Домовой у нас практически никогда не показывается, уж мне-то точно. Я ему никто, и звать меня никак, так себе, левый квартирант, не более. Что делать? В смысле чем заняться-то, а?
Через полтора часа вопрос стал более чем актуальным, я уже подоконник изгрыз со скуки, а никто так и не шёл. От нечего делать я сам (без помощи домового) разогрел себе самовар, поставил чай, достал из шкафчика у Яги самую большую плюшку, присел у окна, и тут…
В наши ворота кто-то тихо поскрёбся. Собственно, сам звук поскрёбывания я, естественно, не слышал, но видел, как ворота дрожат мелкой дрожью, словно их кто-то качает со стороны улицы. Вот угораздило же Еремеева отправить на задание всех стрельцов! Ведь знал же, подлец бородатый, что мне из дому выходить нельзя, а туда же, ушёл с концами…
Нет, что бы ни говорила моя заботливая домохозяйка, надо срочно воскресать и вновь брать бразды правления в свои руки, иначе без меня отделение просто разболтается! Я прильнул к оконному стеклу, стараясь держаться за занавеской, чтоб не заметили.
Ну и кто тут у нас?..
– Ого?! Да это же… – невольно выдохнул я, видя в окно, как сухопарая фигура гражданина Филимона Груздева неуклюже перелезает через забор.
– Ау! Милиция-а?! Есть ли кто в тереме, ась?! – осторожно ступая по двору, надрывался скандальный дьяк, хотя прекрасно знал, что собак мы не держим. Да и зачем, у нас ведь Митя есть. Но какого третьего созыва сюда припёрся дьяк? Ищет день воздушного десантника на свою косичку?
Из бабкиной горницы лениво высунулся чёрный кот и гордо прошёл через сени, встретив непрошеного гостя на пороге…
– Ой, гляньте-ка, люди добрые, какая нам тварь божья показалася! А я вот и поглажу кису, и за ушком почесун устрою, чем хозяев порадую!
Дьяк изобразил на лице любовь к животным, протянул костлявые пальцы к Васькиному загривку и, естественно, словил когтями по полной.
– Ах ты, скотина неблагодарная, – взвыл гражданин Груздев, тряся поцарапанной кистью. – Да чтоб тебя черти в пекло утащили, чтоб тебя отец Кондрат анафеме предал, чтоб у тебя всё повылазило, чтоб… Щас как пну ногой под хвост без сострадания!
Вася мигом юркнул обратно и попытался забаррикадировать входную дверь. Увы, более сильный дьяк вошёл внутрь. Я к тому времени удрал наверх, а кот успел запереться в бабкиной горнице.
Мстительный Филимон Митрофанович дважды пнул коленом в стену, добавил кулаком по печке, ушибся и, лелея раненую руку, продолжал лихорадочный обыск нашего отделения, бормоча себе под нос:
– Ну, раз нету никого, так и я не виноват. Где ж тут бумаги милицейские хранятся? Где блокнот покойного участкового, безбожника да смутьяна? В гробу навродь его не было…
Конечно, не было, я держу свои записи в планшетке, а когда меня собирались «хоронить», аккуратно переложил её себе под перину. Там она до сих пор и лежит, надо бы вытащить, кстати, просто не до того было. С утра голова кругом, да что говорить, вы и сами всё знаете…
– Нельзя, чтоб блокнот Никиткин в милиции остался. Слишком много в нём тайн да всяких секретных записей. Вот ужо как он у меня окажется, так я с теми секретами… Я тут такого-всякого наворочу… Я ж при самом царе наипервейшим советчиком стану! Да и у государя нашего, поди, рыльце в пушку… Уж про него-то сыскной воевода, видать, много знал, не зазря, поди, друг с дружкой наливку вёдрами пробовали… А меня выгоняли! У-у, фарисеи бессовестные, креста на вас нет, не налили вовремя рюмочку, так вот вам! Вот! Помоги, Матерь Пресвятая Богородица, отыскать блокнот милицейский, я те свечку поставлю, без обману…
Но Богородица, как вы догадались, на предложение свечки не купилась, и трусливый дьяк, постоянно озираясь, продолжал свой несанкционированный обыск. Но фигу ему засахаренную в подмышечную впадину, а не мой блокнот!
– И чего ж это я, дурачинушка, по ненужным местам топчусь? Ведь покойный, поди, свои записи тайные в своей же горнице хранил. Стало быть, там они и есть! Пойду гляну, прости, Господи, грехи наши тяжкие… Не за-ради себя стараюся, а токмо во благо государства!
Что ж, велика у Бабы-яги хата (пардон, терем), а отступать некуда. Я сорвал со своей кровати пёстрое лоскутное одеяло и, как только дьяк вошёл ко мне в комнату, набросился сзади. Гражданин Груздев, с одеялом на голове, в неконтролируемом испуге совершил какой-то дикий козлиный прыжок и треснулся лбом об оконную раму. Упс…
Стёкла, по счастью, выдержали, рама тоже, как и лоб незадачливого расхитителя милицейской собственности. Просто Филимон Митрофанович рухнул, где стоял, и впал в полную бессознательность. Я осторожно похлопал его по щекам, но мятежный служитель думского приказа никак не реагировал. А снизу вдруг раздались тихие шаги с пристукиванием, словно кто-то крался по лестнице на маленьких копытцах.
Ознакомительная версия.
