Мне предложили воздействовать, как прежде, на руку сомнамбулы. Я попытался это сделать, но безуспешно. Тогда доктор Ф. пожелал, чтобы я задал ему вопрос. Я спросил:
— Мсье Вальдемар, можете ли вы сказать нам, что вы чувствуете или чего хотите?
На его щеки мгновенно вернулись пятна чахоточного румянца; язык задрожал, вернее, задергался во рту (хотя челюсти и губы оставались окоченелыми), и тот же отвратительный голос, уже описанный мною, произнес:
— Ради Бога!.. скорее! скорее!.. усыпите меня, или скорее… разбудите! скорее!.. Говорю вам, что я умер!
Я был потрясен и несколько мгновений не знал, на что решиться. Сперва я попробовал снова усыпить его, но, не сумев этого сделать, ибо воля совсем ослабла, я пошел в обратном направлении и столь же энергично попытался его разбудить. Скоро я увидел, что мне это удается, — по крайней мере я рассчитывал на полный успех и был уверен, что все присутствующие тоже ждали пробуждения мсье Вальдемара.
Но того, что произошло в действительности, не мог ожидать никто.
Пока я торопливо проделывал месмерические пассы, а с языка, но не с губ страдальца рвались крики: «умер!», «умер!», все его тело — в течение минуты или даже быстрее — осело, расползлось, буквально разложилось под моими руками. На постели перед нами лежала полужидкая, отвратительная, гниющая масса.
В предисловии к превосходному сборнику рассказов Карла Эдварда Вагнера «В пустынной стороне» («In a Lonely Place») Петер Страуб говорит о рассказе «Палки» как о произведении, которое дает «самое ясное представление о мастерстве автора, работающего в традициях жанра хоррор». Этим рассказом Вагнер отдает дань уважения замечательному художнику Ли Брауну Койю. Кроме того, это одно из самых достойных современных дополнений к «мифам Ктулху» Г. Ф. Лавкрафта.
Как говорит Вагнер, «на самом деле история принадлежит Ли Брауну Койю и о нем же повествует, как сказано в послесловии. Кой рассказал мне о событиях, которые легли в основу рассказа „Палки“, а когда Стюарт Дэвид Шифф решил выпустить специальное издание „Слухов“ („Whispers“), посвященное Ли Брауну Койю, я решил последние месяцы учебы на медицинском факультете посвятить рассказу, вдохновленному случаем с художником. Здесь встречаются шутки и аллюзии, понятные лишь некоторым: их смогут оценить только подлинные любители жанра хоррор. Рассказ я писал как дань уважения к Ли и вовсе не рассчитывал на то, что он станет известен кому-то помимо тысячи фанатов, читающих „Слухи“. Удивительно, что он стал одним из самых известных и любимых рассказов, вышедших из-под моего пера. Он был награжден Британской премией фэнтези и номинировался на Всемирную премию фэнтези как лучший рассказ. Бесчисленное количество раз рассказ входил в различные антологии, переведен на несколько языков. В канун Хеллоуина в 1982 году его транслировало Национальное общественное радио (National Public Radio), по нему собирались ставить одну из телепрограмм „Темной комнаты“ („Darkroom“)».
Недавние проекты одного из самых талантливых писателей и редакторов в данной области включают в себя двадцать первый выпуск ежегодной антологии «Лучшее за год. Ужасы», новый сборник под названием «Заговоры и экстазы» («Exorcisms and Ecstasies»), а также «медицинский» триллер «Четвертая печать» («The Four Seal»). Английское издательство «Penguin/ROC» переиздает его ставшую классической серию романов о Кейне, но писатель отказался от проекта «Скажи мне, тьма», после того как «DC Comics» решили исказить основную сюжетную линию произведения. А вам предстоит прочесть рассказ в первозданном виде…
Небольшую каменную пирамиду возле реки венчала конструкция из палок. Колин Леверетт с недоумением рассматривал сооружение: полудюжины ветвей равной длины, крест-накрест связанных проволокой. Странное творение наводило на малоприятную мысль о необычном распятии, и Колин задавался вопросом: что же находится под грудой камней?
Шла весна 1942 года. День выдался отличный, казалось, что война где-то далеко-далеко или же ее вовсе нет, хотя на столе лежала призывная повестка. Всего через несколько дней Леверетту предстояло запереть свою мастерскую — интересно, удастся ли вновь вернуться сюда и вновь взять в руки карандаши, кисти и резец? Сегодня он прощался с лесами и речушками сельской части штата Нью-Йорк. Вряд ли в оккупированной Гитлером Европе ему удастся порыбачить и побродить, любуясь мирными деревенскими пейзажами. Поэтому самое время закинуть удочку в изобилующий форелью ручей, мимо которого он как-то проходил, исследуя проселочные дороги долины Отселик.
Ручей Манн — именно так он был обозначен на старой геологоразведочной карте — протекал к юго-востоку от городка Дерайтер. Безлюдная грунтовая дорога взбиралась на видавший виды каменный мост, построенный задолго до изобретения первых самодвижущихся экипажей, и для «форда» Леверетта он был явно узковат. Поэтому молодой человек припарковал машину, привязал к поясу железную сковороду и флягу, взял удочку и прочие рыболовные снасти и тронулся в путь пешком. Несколько миль он шел вниз по течению ручья. К полудню не мешало бы перекусить форелью и, возможно, лапками лягушки-быка, если повезет.
Ручей был неглубокий, с кристально чистой водой, но рыбачить в нем было непросто: по берегам плотной стеной разросся кустарник, свешивающий ветви к самой воде, а на открытых участках спрятаться было негде. Но все же форель с жадностью набрасывалась на приманку, и Леверетт пребывал в отличнейшем расположении духа.
Сразу за мостом по берегам ручья тянулись пастбища, но через полмили вниз по течению земли уже не использовались человеком и густо заросли молодой порослью вечнозеленых растений и диких яблонь. Еще через милю кустарник уступил место непроходимой чаще.
Вскоре Леверетт и наткнулся на остатки стародавней железной дороги. Не остатки рельсов или шпал, а именно сама насыпь, на которой успели вырасти громадные деревья. Заброшенная железная дорога, уходящая вглубь леса, показалась ему немного жутковатой.
Он представил себе допотопный угольный паровоз с конусообразной трубой, чадящий черным дымом и тянущий два-три деревянных вагона. Должно быть, здесь проходило ответвление железной дороги «Освего Мидленд», неожиданно закрытой в семидесятых годах XIX столетия. Леверетт обладал замечательной способностью запоминать все в мельчайших подробностях и поэтому дедушкин рассказ о свадебном путешествии как раз по этой железной дороге из Отселика в Дерайтер в 1871 году помнил тоже. Двигатель паровоза работал на износ, поезд столь тяжело и медленно взбирался на холм Крам, что дед даже сошел с поезда и пошел рядом с составом. Возможно, причиной отказа от данной ветки и послужил этот чересчур крутой подъем.
